Максим Горький.

А вы на земле проживете,

Как черви слепые живут:

Ни сказок о вас не расскажут,

Ни песен про вас не споют.

А может быть, прав Толстой: отвернись от всего и гляди в угол. Но - если отвернёшься от лучшего в себе, а?

А что, если классовая философия окажется не ключом ко всем загадкам жизни, а только отмычкой, которая портит и ломает замки?

Атеистическое наше время, усмехаясь над библейской легендой, считает, что бог - это псевдоним человеческой глупости.

Безумство храбрых - вот мудрость жизни!

Бог выдуман - и плохо выдуман! - для того чтоб укрепить власть человека над людьми, нужен он только человеку-хозяину, а рабочему народу он - явный враг.

Будущее принадлежит людям честного труда.

Бытие человека загадочно, и эта загадочность весьма похожа на бессмыслие.

В жизни всегда есть место подвигам.

В жизни нет ничего бесцельного, если не считать саму жизнь.

В каждом человеке - скрыта мудрая сила строителя... нужно ей дать волю развиться и расцвести, чтоб она обогатила землю еще большими чудесами.

В карете прошлого никуда не уедешь.

В мире идей необходимо различать тех субъектов, которые ищут, и тех, которые прячутся. Для первых необходимо найти верный путь к истине, куда бы он ни вел, хоть в пропасть, к уничтожению искателя. Вторые желают только скрыть себя, свой страх пред жизнью, свое непонимание ее тайн, спрятаться в удобной идее.

В совершенствовании человека - смысл жизни.

В солнечный день не спрашивают - отчего светло?

Воображение - один из наиболее существенных приемов литературной техники, создающей образ.

Восславим женщину - Мать, чья любовь не знает преград, чьей грудью вскормлен весь мир! Все прекрасное в человеке - от лучей солнца и от молока Матери, - вот что насыщает нас любовью к жизни!

Время - враг людей, которые любят спокойную жизнь.

Всё в Человеке - всё для Человека!

Все женщины неизлечимо больны одиночеством.

Все относительно на этом свете, и нет в нем для человека такого положения, хуже которого не могло бы ничего быть.

Всего полнее и интереснее жить тогда, когда человек борется с тем, что ему мешает жить.

Гуманизм должен внушать не пассивное чувство сострадания, а воспитывать активное отвращение ко всякому страданию.

Да не о том думай, что спросили, а о том - для чего? Догадаешься - для чего, тогда и поймешь, как надо ответить.

Действительность всегда есть воплощение идеала, и, отрицая, изменяя ее, мы делаем это потому, что идеал, воплощенный нами же в ней, уже не удовлетворяет нас, - мы создали в воображении иной, лучший.

Дело - зверь живой и сильный, править им надо умеючи, взнуздывать надо крепко, а то оно тебя одолеет.

День - это маленькая жизнь, и нужно провести его так, как будто ты должен умереть сейчас, а тебе вдруг дарят еще один день!

Дети - это завтрашние судьи наши, это критики наших воззрений, деяний, это люди, которые идут в мир на великую работу строительства новых форм жизни.

Для дела свободы пороки деспота гораздо менее опасны, чем его добродетели.

Для того, чтобы хорошо понять, не следует торопиться верить, сила познания - в сомнении.

Догадаешься - для чего, тогда и поймешь, как надо ответить.

Дураки ставят вопросы чаще, чем пытливые люди.

Душа-не жопа. Высраться не может...

Если враг не сдаётся, - его уничтожают.

Если всё время человеку говорить, что он "свинья", то он действительно в конце концов захрюкает.

Есть только две формы жизни: гниение и горение.

Есть чувства, мысли и догадки, о которых говоришь только любимой женщине и не скажешь никому больше.

Жалость - это имитация любви.

Женщина иногда может в своего мужа влюбиться.

Жизнь без любви - не жизнь, а существование. Без любви жить невозможно, для того и дана душа человеку, чтобы любить.

Жизнь идет: кто не поспевает за ней - остается одиноким.

Жизнь сводится, в сущности, к возне человека с самим собою.

Жизнь тасует нас, как карты, и только случайно - и то ненадолго - мы попадаем на свое место.

Жизнь устроена так дьявольски искуссно, что, не умея ненавидеть, невозможно искренне любить.

И опережать время надо вовремя.

Истинное страдание молчаливо.

Как можно не верить человеку? Даже если и видишь - врет он, верь ему, т.е. слушай и старайся понять, почему он врет?

Как хорошо отнестись к человеку человечески сердечно.

Клевета и ложь - узаконенный метод политики мещан. Среди великих людей мира сего едва ли найдется хоть один, которого не пытались бы измазать грязью.

Когда вы радуетесь, вглядитесь в глубину своего сердца, и вы увидите, что ныне вы радуетесь именно тому, что прежде печалило вас. Хорошо жить с сердцем, полным ожидания великой радости в будущем!

Когда много спрашивают - мало думают и плохо помнят.

Когда писатель глубоко чувствует свою кровную связь с народом - это дает красоту и силу ему.

Когда труд - удовольствие, жизнь - хороша! Когда труд - обязанность, жизнь - рабство!

Когда человек говорит мало - он кажется умнее.

Когда человеку лежать на одном боку неудобно - он перевертывается на другой, а когда ему жить неудобно он только жалуется. А ты сделай усилие: перевернись!

Корень слова - дело.

Краше солнца - нету в мире бога,

Нет огня - огня любви чудесней.

Кто скажет, зачем он живет? Никто не скажет, сокол! И спрашивать себя про это не надо. Живи, и все тут! И похаживай да посматривай кругом себя, вот и тоска не возьмет никогда.

Личный эгоизм - это родный отец подлости.

Лишь тот, кто облек себя в броню лжи, нахальства и бесстыдства, не дрогнет перед судом своей совести.

Ложь - религия рабов и хозяев. Правда - бог свободного человека.

Лучшее наслаждение, самая высшая радость жизни – чувствовать себя нужным и близким людям.

Любовь - как огонь железу, которое хочет быть сталью.

Любовь - это желание жить.

Любовь к идеалу - чувство деятельное и страстно склонное к жертве.

Люди запутываются в массе лишних слов.

Мать - творит, она охраняет, и говорить при ней о разрушении - значит говорить против нее. Мать - всегда против смерти.

Мелкие вещи непокорнее больших. Камень можно обойти, можно уклониться от него, а от пыли - не скроешься, иди сквозь пыль.

Многим деньги легко достаются, да немногие легко с ними расстаются.

Моралисты стараются вколотить принципы морали внутрь людей, а сами всегда носят их снаружи, как галстуки и перчатки.

Мучительны сердца скорби,

И часто помочь ему нечем,

Тогда мы забавной шуткой

Боль сердца успешно лечим!

Мы все живём без достаточного к тому основания.

Мы живем в эпоху, когда расстояние от самых безумных фантазий до совершенно реальной действительности сокращается с невероятной быстротой.

Мышление есть долг всякого грамотного человека.

На войне необходимо как можно больше убивать людей - такова циническая логика войны.

На всякое "малое дело" нужно смотреть с высоты той великой цели, которую поставила пред нами история.

На день нужно смотреть, как на маленькую жизнь.

Надо ли говорить о том, что "рай" - очень глупая выдумка жрецов и "отцов церкви", выдумка, назначение которой заплатить людям за адовы мучения на земле мыльным пузырем надежды на отдых в другом месте.

Народ - не только сила, создающая все материальные ценности, он - единственный и неиссякаемый источник ценностей духовных.

Наш воспитатель - наша действительность.

Не будьте равнодушны, ибо равнодушие смертоносно для души человека.

Не жалей себя - это самая гордая, красивая мудрость на земле.

Не меньше чумы губит людей любовь.

Не своротить камня с пути думою. Кто ничего не делает, с тем ничего не станется.

Не сердитесь на дураков, они будут жить еще долго, к ним следует относиться, как к дурной погоде.

Нельзя проповедовать людям то, что отрицаешь сам.

Нет гнусности, которая не допускалась бы войной, нет преступления, которое не оправдалось бы ею.

Нет людей чисто беленьких или совершенно черненьких; люди все пестрые.

Никогда не подходите к человеку, думая, что в нем больше дурного, чем хорошего.

Но то, чего женщина хочет, -

Сам Бог не ведает даже!

Нужно жить всегда влюбленным во что-нибудь недоступное тебе. Человек становится выше ростом от того, что тянется вверх.

Один, если он и велик, все-таки мал.

Около хорошего человека потрешься - как медная копейка, о серебро - и сам за двугривенный сойдешь.

Оригинальность - тоже глупость, только одетая в слова, расставленные необычно.

От любви к женщине родилось все прекрасное на земле.

Писатель должен обладать хорошим знанием истории прошлого и знанием социальных явлений современности, в которой он призван исполнять одновременно две роли: роль акушерки и роль могильщика.

Писатель, не обладающий знаниями фольклора, - плохой писатель. В народном творчестве сокрыты беспредельные богатства, и добросовестный писатель должен ими овладеть. Только тут можно изучить родной язык, а он у нас богат и славен.

Подлецы - самые строгие судьи.

Похвалить человека очень полезно, это поднимает его уважение к себе, это способствует развитию в нем доверия к своим творческим силам.

Правда всегда невкусна, но она всегда необходима.

Право критики налагает обязанность беспощадно критиковать не только действия врагов, но и недостатки друзей.

Превосходная должность - быть на земле человеком!

Предрассудки - обломки старых истин.

Прославим поэтов, у которых один Бог - красиво сказанное, бесстрашное слово правды.

Пусть сильнее грянет буря!

Разве ты, имея деньги, не тратил бы их? Здоровье то же золото.

Революции нужны, чтобы уничтожать революционеров.

Решающую роль в работе играет не всегда материал, но всегда мастер.

Рожденный ползать - летать не может!

Русский язык достаточно богат, но у него есть свои недостатки, и один из них - шипящие звукосочетания: -вши, -вша, -вшу, -ща, -щей. На первой странице вашего рассказа вши ползают в большом количестве: прибывшую, проработавший, говоривших. Вполне можно обойтись и без насекомых.

Самое умное, чего достиг человек - это уменье любить женщину, поклоняться ее красоте: от любви к женщине родилось все прекрасное на земле.

Слабые люди выжидают благоприятных случаев - сильные их создают.

Слёзы вместе, смех пополам.

Слово - одежда всех фактов, всех мыслей.

Смешные они, те твои люди. Сбились в кучу и давят друг друга, а места на земле вон сколько... И все работают. Зачем? Кому? Никто не знает. Видишь, как человек пашет, и думаешь: вот он по капле с потом силы свои источит на землю, а потом ляжет в нее и сгниет в ней. Ничего по нем не останется, ничего он не видит с своего поля и умирает, как родился, - дураком... Что ж, - он родился затем, что ли, чтоб поковырять землю, да и умереть, не успев даже могилы самому себе выковырять? Ведома ему воля? Ширь степная понятна? Говор морской волны веселит ему сердце? Он раб - как только родился, всю жизнь раб, и все тут!

Смысл жизни в красоте и силе стремления к цели, и нужно, чтобы каждый момент бытия имел свою высокую цель.

Совесть - это сила, непобедимая лишь для слабых духом, сильные же быстро овладевают ею и порабощают ее своим желаниям.

Ссориться - не значит не любить.

Страшно хорошо - быть рожденным с солнцем в крови!

То, что называется сложностью в химии, - вполне законно, а то, что принимается за сложность в характере человека, часто бывает только его выдумкой, его игрой. Например - женщины…

Только суфлёры обязаны говорить правду.

У одного одиночество - это бегство больного, а у другого - бегство от больных.

Уважайте друг друга, не забывая, что в каждом человеке скрыта мудрая сила строителя и что нужно ей дать волю развиться и расцвести.

Ум имей хоть маленький, да свой.

Учитель, если он честен, всегда должен быть внимательным учеником.

Учитесь у всех, не подражайте никому.

Учить детей - дело необходимое, следует понять, что весьма полезно и нам самим учиться у детей.

Учить литераторов писать просто, ясно, грамотно - входит в число обязанностей критики; я даже думаю, что это ее главная обязанность.

Факт - еще не вся правда, он - только сырье, из которого следует выплавить, извлечь настоящую правду искусства.

Хотите избавиться от осадка - не кипятитесь.

Человек - это звучит гордо.

Человек должен вмещать в себя по возможности все, плюс еще нечто.

Человек, - чудо, единственное чудо на земле, а все остальные чудеса ее - результаты творчества его воли, разума, воображения.

Человека приласкать - никогда не вредно.

Чем дальше, тем все легче современная техника превращает вымыслы и домыслы, фантазии и гипотезы - в реальности, вооружающие человека в его борьбе за жизнь.

Черти в аду мучительно завидуют, наблюдая иезуитскую ловкость, с которой люди умеют порочить друг друга.

Что человек на Руси не делает, все равно его жалко.

Чтобы иметь право критиковать - надо верить в какую-то истину.

Шум смерти не помеха.

Язык - это оружие литератора, как ружьё - солдата. Чем лучше оружие - тем сильнее воин.

Биография Максима Горького.

[16 (28) марта 1868, Нижний Новгород — 18 июня 1936, Горки под Москвой]

Происхождение, образование, мировоззрение Максима Горького

Отец, Максим Савватиевич Пешков (1840-71) — сын солдата, разжалованного из офицеров, столяр-краснодеревщик. В последние годы работал управляющим пароходной конторой, умер от холеры. Мать, Варвара Васильевна Каширина (1842-79) — из мещанской семьи; рано овдовев, вторично вышла замуж, умерла от чахотки. Детство писателя прошло в доме деда Василия Васильевича Каширина, который в молодости бурлачил, затем разбогател, стал владельцем красильного заведения, в старости разорился. Дед обучал мальчика по церковным книгам, бабушка Акулина Ивановна приобщила внука к народным песням и сказкам, но главное — заменила мать, «насытив», по словам самого Горького, «крепкой силой для трудной жизни» («Детство»).

Настоящего образования Горький не получил, закончив лишь ремесленное училище. Жажда знаний утолялась самостоятельно, он рос «самоучкой». Тяжелая работа (посудник на пароходе, «мальчик» в магазине, ученик в иконописной мастерской, десятник на ярмарочных постройках и др.) и ранние лишения преподали хорошее знание жизни и внушили мечты о переустройстве мира. «Мы в мир пришли, чтобы не соглашаться...» — сохранившийся фрагмент уничтоженной поэмы молодого Пешкова «Песнь старого дуба».

Ненависть к злу и этический максимализм были источником нравственных терзаний. В 1887 году пытался покончить с собой. Принимал участие в революционной пропаганде, «ходил в народ», странствовал по Руси, общался с босяками. Испытал сложные философские влияния: от идей французского Просвещения и материализма И. В. Гете до позитивизма Ж. М. Гюйо, романтизма Дж. Рескина и пессимизма А. Шопенгауэра. В его нижегородской библиотеке рядом с «Капиталом» К. Маркса и «Историческими письмами» П. Л. Лаврова стояли книги Э. Гартмана, М. Штирнера и Ф. Ницше.

Грубость и невежество провинциального быта отравили его душу, но и — парадоксальным образом — породили веру в Человека и его потенциальные возможности. Из столкновения противоречащих друг другу начал родилась романтическая философия, в которой Человек (идеальная сущность) не совпадал с человеком (реальным существом) и даже вступал с ним в трагический конфликт. Гуманизм Горького нес в себе бунтарские и богоборческие черты. Любимым его чтением была библейская Книга Иова, где «Бог поучает человека, как ему быть богоравным и как с п о к о й н о встать рядом с Богом» (письмо Горького В. В. Розанову, 1912).

Ранние произведения Горького (1892-1905)

Горький начинал как провинциальный газетчик (печатался под именем Иегудиил Хламида). Псевдоним М. Горький (письма и документы подписывал настоящей фамилией — А. Пешков; обозначения «А. М. Горький» и «Алексей Максимович Горький» контаминируют псевдоним с настоящим именем) появился в 1892 в тифлисской газете «Кавказ», где был напечатан первый рассказ «Макар Чудра». В 1895, благодаря помощи В. Г. Короленко, опубликовался в популярнейшем журнале «Русское богатство» (рассказ «Челкаш»). В 1898 в Петербурге вышла книга «Очерки и рассказы», имевшая сенсационный успех. В 1899 появились поэма в прозе «Двадцать шесть и одна» и первая большая повесть «Фома Гордеев». Слава Горького росла с невероятной быстротой и вскоре сравнялась с популярностью А. П.Чехова и Л. Н. Толстого.

С самого начала обозначилось расхождение между тем, что писала о Горьком критика, и тем, что желал видеть в нем рядовой читатель. Традиционный принцип толкования произведений с точки зрения заключенного в них социального смысла применительно к раннему Горькому не срабатывал. Читателя меньше всего интересовали социальные аспекты его прозы, он искал и находил в них настроение, созвучное времени. По словам критика М. Протопопова, Горький подменил проблему художественной типизации проблемой «идейного лиризма». Его герои совмещали в себе типические черты, за которыми стояло хорошее знание жизни и литературной традиции, и особого рода «философию», которой автор наделял героев по собственному желанию, не всегда согласуясь с «правдой жизни». Критики в связи с его текстами решали не социальные вопросы и проблемы их литературного отражения, а непосредственно «вопрос о Горьком» и созданном им собирательном лирическом образе, который стал восприниматься как типический для России конца 19 — начала 20 вв. и который критика сравнивала со «сверхчеловеком» Ницше. Все это позволяет, вопреки традиционному взгляду, считать его скорее модернистом, чем реалистом.

Общественная позиция Горького была радикальной. Он не раз подвергался арестам, в 1902 Николай второй распорядился аннулировать его избрание почетным академиком по разряду изящной словесности (в знак протеста Чехов и Короленко вышли из Академии). В 1905 вступил в ряды РСДРП (большевистское крыло) и познакомился с В. И. Лениным. Им оказывалась серьезная финансовая поддержка революции 1905-07.

Быстро проявил себя Горький и как талантливый организатор литературного процесса. В 1901 встал во главе издательства товарищества «Знание» и вскоре стал выпускать «Сборники товарищества «Знание», где печатались И. А. Бунин, Л.Н.Андреев, А. И. Куприн, В.В.Вересаев, Е.Н.Чириков, Н.Д.Телешов, А.С.Серафимович и др.

Вершина раннего творчества, пьеса «На дне», в огромной степени обязана своей славой постановке К. С. Станиславского в Московском художественном театре(1902; играли Станиславский, В.И.Качалов, И.М.Москвин, О.Л.Книппер-Чехова и др.) В 1903 в берлинском Kleines Theater состоялось представление «На дне» с Рихардом Валлентином в роли Сатина. Другие пьесы Горького — «Мещане» (1901), «Дачники» (1904), «Дети солнца», «Варвары» (обе 1905), «Враги» (1906) — не имели такого сенсационного успеха в России и Европе.

Горький между двух революций (1905-1917)

После поражения революции 1905-07 Горький эмигрировал на остров Капри (Италия). «Каприйский» период творчества заставил пересмотреть сложившееся в критике представление о «конце Горького» (Д. В. Философов), которое было вызвано его увлечениями политической борьбой и идеями социализма, нашедшими отражение в повести «Мать» (1906; вторая редакция 1907). Он создает повести «Городок Окуров» (1909), «Детство» (1913-14), «В людях» (1915-16), цикл рассказов «По Руси» (1912-17). Споры в критике вызвала повесть «Исповедь» (1908), высоко оцененная А. А. Блоком. В ней впервые прозвучала тема богостроительства, которое Горький с А. В. Луначарским и А. А. Богдановым проповедовал в каприйской партийной школе для рабочих, что вызвало его расхождения с Лениным, ненавидевшим «заигрывание с боженькой».

Первая мировая война тяжело отразилась на душевном состоянии Горького. Она символизировала начало исторического краха его идеи «коллективного разума», к которой он пришел после разочарования ницшевским индивидуализмом (по мнению Т. Манна, Горький протянул мост от Ницше к социализму). Безграничная вера в человеческий разум, принятая как единственный догмат, не подтверждалась жизнью. Война стала вопиющим примером коллективного безумия, когда Человек был низведен до «окопной вши», «пушечного мяса», когда люди зверели на глазах и разум человеческий был бессилен перед логикой исторических событий. В стихотворении Горького 1914 года есть строки:

«Как же мы потом жить будем?

Что нам этот ужас принесет?

Что теперь от ненависти к людям

Душу мою спасет?»

Годы эмиграции Максима Горького (1917-28)

Октябрьская революция подтвердила опасения Горького. В отличие от Блока, он услышал в ней не «музыку», а страшный рев стомиллионной крестьянской стихии, вырвавшейся через все социальные запреты и грозившей потопить оставшиеся островки культуры. В «Несвоевременных мыслях» (цикл статей в газете «Новая жизнь»; 1917-18; в 1918 вышли отдельным изданием) он обвинил Ленина в захвате власти и развязывании террора в стране. Но там же назвал русский народ органически жестоким, «звериным» и тем самым если не оправдывал, то объяснял свирепое обращение большевиков с этим народом. Непоследовательность позиции отразилась и в его книге «О русском крестьянстве» (1922).

Несомненной заслугой Горького была энергичная работа по спасению научной и художественной интеллигенции от голодной смерти и расстрелов, благодарно оцененная современниками (Е. И. Замятин, А. М. Ремизов, В. Ф. Ходасевич, В. Б. Шкловский и др.) Едва ли не ради этого задумывались такие культурные акции, как организация издательства «Всемирная литература», открытие «Дома ученых» и «Дома искусств» (коммун для творческой интеллигенции, описанных в романе О. Д. Форш «Сумасшедший корабль» и книге К. А. Федина «Горький среди нас»). Однако многих писателей (в т. ч. Блока, Н. С. Гумилева) спасти не удалось, что стало одной из основных причин окончательного разрыва Горького с большевиками.

С 1921 по 1928 Горький жил в эмиграции, куда отправился после слишком настойчивых советов Ленина. Поселился в Сорренто (Италия), не прерывая связей с молодой советской литературой (Л. М. Леоновым, В. В. Ивановым, А. А. Фадеевым, И. Э. Бабелем и др.) Написал цикл «Рассказы 1922-24 годов», «Заметки из дневника» (1924), роман «Дело Артамоновых» (1925), начал работать над романом-эпопеей «Жизнь Клима Самгина» (1925-36). Современники отмечали экспериментальный характер произведений Горького этого времени, которые создавались с несомненной оглядкой на формальные искания русской прозы 20-х гг.

Возвращение Горького в Советский Союз

В 1928 Горький совершил «пробную» поездку в Советский Союз (в связи с чествованием, устроенным по поводу его 60-летия), до этого вступив в осторожные переговоры со сталинским руководством. Апофеоз встречи на Белорусском вокзале решил дело; Горький возвратился на родину. Как художник он целиком погрузился в создание «Жизни Клима Самгина», панорамной картины России за сорок лет. Как политик фактически обеспечивал Сталину моральное прикрытие перед лицом мирового сообщества. Его многочисленные статьи создавали апологетический образ вождя и молчали о подавлении в стране свободы мысли и искусства — фактах, о которых Горький не мог не знать. Он встал во главе создания коллективной писательской книги, воспевшей строительство заключенными Беломорско-Балтийского канала им. Сталина. Организовал и поддерживал множество предприятий: издательство «Аcademia», книжные серии «История фабрик и заводов», «История гражданской войны», журнал «Литературная учеба», а также Литературный институт, затем названный его именем. В 1934 возглавил Союз писателей СССР, созданный по его инициативе.

Смерть Горького была окружена атмосферой таинственности, как и смерть его сына — Максима Пешкова. Однако версии о насильственной смерти обоих до сих пор не нашли документального подтверждения. Урна с прахом Горького помещена в Кремлевской стене в Москве.

П. В. Басинский

О том, что Максим Горький (Алексей Пешков) был сильным человеком, можно догадаться уже по его фотографиям — такие усы слабаки не отпускают. Но, в отличие от современных силачей, Горький спортзал не посещал — у него были другие «университеты». Например, булочная Деренкова в Казани, где он в 16 лет работал помощником пекаря и таскал пятипудовые мешки с мукой. «20 пудов муки, смешанных с водою, дают около 30 пудов теста. Тесто нужно хорошо месить, а это делалось руками. Караваи печеного весового хлеба я нес в лавку Деренкова рано утром, часов в 6-7. Затем накладывал большую корзину булками, розанами, сайками-подковками — 2-2 1/5 пуда и нес ее за город на Арское поле в Родионовский институт, в духовную академию», — так Горький описывал свою «программу тренировок». Помимо булочной, у Горького в молодости были и другие возможности подкачаться: он работал на рыбном и соляном промыслах, в ремонтных мастерских, батрачил у богатых мужиков. Став известным писателем, Горький не потерял хорошую физическую форму. Например, он мог десять раз не торопясь перекреститься пудовой гирей.

ЗАЧЕМ КРЕСТИТЬСЯ ГИРЕЙ

Комментирует вице-президент Всероссийской федерации гиревого спорта Михаил Трофимов:

«Креститься гирей — это не упражнение для развития силы, а трюк, который придумали российские циркачи в конце позапрошлого века, чтобы удивлять публику. Причем гиря обязательно должна быть двухпудовой, иначе впечатление не то. Естественно, при выполнении трюка работают мышцы спины и предплечья, но из-за неполного выпрямления руки происходит закрепощение суставно-связочного аппарата, а это плохо. Техника трюка «как креститься гирей» нигде не расписана — каждый делает его по-своему, но если человек дотрагивается до лба не кулаком, в котором зажата ручка двухпудовой гири, а ее донышком, значит, перед тобой настоящий силач. Могу посоветовать упражнение, которое хорошо укрепляет мышцы предплечья и поможет тебе со временем научиться креститься гирей: возьми маленькую 4-килограммовую гирю за дужку, чтобы ладонь была направлена на бедро, и поднимай ее, сгибая руку в локтевом суставе. Двигаться должно только предплечье — плечо неподвижно и строго вертикально».

Письма:

АЛЛИЛУЕВУ С.Я. (28 сентября 1934, Тессели)

С. Я. АЛЛИЛУЕВУ

28 сентября 1934, Тессели

Дорогой т. Аллилуев - я не писал Вам письма и никого не просил ознакомить меня с Вашей интереснейшей биографией, с которой - частично - знаком по «Красной летописи» и по рассказам некоторых тт., работавших с Вами. (Воспоминания одного из старейших рабочих-революционеров С.Я.Аллилуева печатались в журнале «Красная летопись» в номере 5 за 1922 и номерах 8,9 за 1923 гг. – Ред.)

Вероятно, я кому-то говорил, что в 92 г. в Тифлисе я встретил Вас однажды у Гиго Читадзе, а затем у приятеля моего Фёдора Афанасьева, слесаря. И вот из этого рассказа, видимо, и сделали неверный вывод.

Рукописи Ваши я прочитал. Мне кажется, что в «Воспоминаниях» об Ильиче слишком много «рассуждений» и — мало фактов.

А что касается второй рукописи «Воспоминаний» — повторю: они — крайне интересны, особенно случай в Карсе (имеется в виду столкновение революционных рабочих с царскими войсками в 1905 г. в г.Карсе. – Ред.). Очень советую Вам — продолжайте писать. Если Вам нужно, чтоб я почитал и поправил «стиль» рукописи — готов с удовольствием сделать это. (В предисловии к своей книге «Пройденный путь» С.Я.Аллилуев писал: «Поддержал моё начинание и А.М.Горький, который был моим первым читателем». – Ред.)

Сердечно желаю Вам доброго здоровья,

крепко жму руку.

М.Горький 28. IX. 34. Крым. Тессели.

АМФИТЕАТРОВУ А.В. (Август, не позднее 24 [сентябрь, не позднее 6], 1906, Адирондак)

А. В. АМФИТЕАТРОВУ

( см. о нём ссылку – Ред.)

Август, не позднее 24 [сентябрь, не позднее 6], 1906, Адирондак

Здоровьишко - поскрипывает, но это мне привычно и, не мешает ни жить, ни работать. Пишу повесть ("Мать" – Ред.) и устраиваю «решепшены» (приёмы, встречи – Ред.) с американцами.

Они восхищаются поведением Думы. Их, людей, привыкших считать крупными суммами, удивляет, что из 450 человек нашлось только три изменника. Сведущие в делах и солидные люди говорят, что, если в России сшибут царя, - какое бы правительство ни встало на его место, - американцы дадут ему денег. Им ясно теперь, что русские способны к самоуправлению... Если б Вы могли себе представить, какой это скучный, серый и невежественный народ! Изумительно и анекдотично.

Теперь они снова начали ругать меня в газетах - я напечатал в одном здешнем журнале статью о Нью-Йорке, озаглавив её «Город Жёлтого Дьявола». Не понравилось. Сенаторы пишут возражения, рабочие хохочут. Некто публично выразил своё недоумение: раньше американцев всегда ругали, уже уехав из Америки, а теперь, даже оставаясь в ней, не хвалят, - как это понять? Вероятно, меня выгонят отсюда, наконец. Но - денег всё-таки дадут. Я - внук очень упрямой бабушки.

Если бы Вы, А[лександр] В[алентинович], снабжали меня наиболее интересной литературой, хотя бы вырезками из газет российских! Я думаю - у Вас их много? А мы здесь сильно голодаем о новостях из России. Газеты я имею, но они где-то подолгу залёживаются.

С А.Франсом я ничего не затеваю - Вы напрасно стихами меня ошарашили. Я, знаете, почему-то в европейца не верю, а есть ли европеец более законченный, чем А.Франс? Его скептицизм напоминает мне скрип новых сапог у деревенского щёголя - да простит меня Франс! Ум у него всё-таки дьявольски острый и перо изумительно тонкое. Но вот скептицизм этот! И не нужно его совсем в таком элегантном виде.

Через океан я поеду осенью, вероятно, в октябре, а куда - не знаю. Если же дела пойдут хорошо - я и раньше приеду. С Вами, конечно, увижусь. Супруге - кланяюсь, товарищей - русских и галлов - приветствую. Постараюсь прислать и для 5-й книжки (журнала "Красное знамя" – Ред.) что-нибудь.

Жму руку.

А.Пешков

АНДРЕЕВОЙ М.Ф. (4 февраля 1924, Мариенбад)

М. Ф. АНДРЕЕВОЙ

4 февраля 1924, Мариенбад

Получил твоё - очень хорошее - письмо о Ленине. Я написал воспоминания о нём, говорят - неплохо. (речь идёт о ранней редакции очерка "В.И.Ленин" – Ред.). На днях пошлю для печатания на машинке, что прошу сделать скорее, ибо их надобно печатать в Америке, Франции и России.

Писал и - обливался слезами. Так я не горевал даже о Толстом. И сейчас вот - пишу, а рука дрожит. Всех потрясла эта преждевременная смерть, всех. Екат[ерина] Павловна (Пешкова – Ред. ) прислала два письма с изображением волнения Москвы, - это нечто небывалое, как видно. Рожков, Десницкий выпускают сборник воспоминаний об Ильиче, получил от них телеграмму. И отовсюду пишут письма, полные горя глубочайшего, искреннего.

Только эта гнилая эмиграция изливает на Человека трупный свой яд, впрочем - яд, не способный заразить здоровую кровь. Не люблю я, презираю этих политиканствующих эмигрантов, но - всё-таки жутко становится, когда видишь, как русские люди одичали, озверели, поглупели, будучи оторваны от своей земли. Особенно противны дегенераты Алданов (псевдоним писателя-белоэмигранта М.Ландау – Ред.) и Айхенвальд. Жалко, что оба - евреи.

На душе - тяжело. Рулевой ушёл с корабля. Я знаю, что остальная команда - храбрые люди и хорошо воспитаны Ильичом. Знаю, что они не потеряются в сильную бурю. Но - не засосала бы их тина, не утомил бы штиль, - вот что опасно.

Всё-таки Русь талантлива. Так же чудовищно талантлива, как несчастна.

Уход Ильича - крупнейшее несчастие её за сто лет. Да, крупнейшее.

[...] Тебе - всего доброго, Мария, старый друг. [...]

А. П. 4. II. 24.

КРУПСКОЙ Н.К. (16 мая 1930, Сорренто)

Н. К. КРУПСКОЙ

16 мая 1930, Сорренто

Дорогая Надежда Константиновна - сейчас кончил читать Ваши воспоминания о Вл[адимире] Ильиче, - такая простая, милая и грустная книга. (Н.К.Крупская. Воспоминания о Ленине. Вып.1, М.-Л. – Ред. ). Захотелось отсюда, издали пожать Вам руку и - уж, право, не знаю, - сказать Вам спасибо, что ли, за эту книгу? Вообще - сказать что-то, поделиться волнением, которое вызвали Ваши воспоминания. А тут ещё: вчера были Д.И.Курский (в 1930 г. был полпредом СССР в Италии – Ред.) с Любимовым, и Кур[ский] рассказывал о работах Фохта (Оскар Фохт (1869 - ?) - немецкий врач, невролог-морфолог – Ред.), о структуре мозга В[ладимира] Ильича, и всю ночь я думал о том: «Какой светильник разума угас, какое сердце биться перестало!» (из стих. Н.А.Некрасова "Памяти Добролюбова" – Ред. ). Очень ярко вспомнился визит мой в Горки, летом, кажется, 20-го г.; жил я в то время вне политики, по уши в «быту» и жаловался В.И. на засилие мелочей жизни. Говорил, между прочим, о том, что, разбирая деревянные дома на топливо, ленинградские рабочие ломают рамы, бьют стёкла, зря портят кровельное железо, а у них в домах - крыши текут, окна забиты фанерой и т.д. Возмущала меня низкая оценка рабочими продуктов своего же труда. «Вы, В.И., думаете широкими планами, до Вас эти мелочи не доходят». Он - промолчал, расхаживая по террасе, а я - упрекнул себя: напрасно надоедаю пустяками. А после чаю пошли мы с ним гулять, и он сказал мне: «Напрасно думаете, что я не придаю значения мелочам, да и не мелочь это - отмеченная Вами недооценка труда, нет, конечно, не мелочь: мы - бедные люди и должны понимать цену каждого полена и гроша. Разрушено - много, надобно очень беречь всё то, что осталось, это необходимо для восстановления хозяйства. Но - как обвинишь рабочего за то, что он ещё [не] осознал, что он уже хозяин всего, что есть? Сознание это явится - не скоро, и может явиться только у социалиста». Разумеется, я воспроизвожу его слова не буквально, а - по смыслу. Говорил он на эту тему весьма долго, и я был изумлён тем, как много он видит «мелочей» и как поразительно просто мысль его восходит от ничтожных бытовых явлений к широчайшим обобщениям. Эта его способность, поразительно тонко разработанная, всегда изумляла меня. Не знаю человека, у которого анализ и синтез работали бы так гармонично. В другой раз я пришёл к нему с проектом вывоза из Ленинграда дефективных детей куда-нибудь в отдалённые монастыри, дабы отъединить их от нормальных ребятишек - первые действовали на последних крайне вредно. Но оказалось, что В.И. уже думал об этом, говорил с кем-то из товарищей. «Когда вы успеваете?» - спросил я. «У меня вопрос этот возник ещё в Лондоне, в Уайтчепеле (восточный квартал Лондона, заселённый беднотой – Ред. )», - сказал он. Дальнозорок был. Беседуя со мной на Капри о литературе тех лет, замечательно метко характеризуя писателей моего поколения, беспощадно и легко обнажая их сущность, он указал и мне на некоторые существенные недостатки моих рассказов, а затем упрекнул: «Напрасно дробите опыт ваш на мелкие рассказы, вам пора уложить его в одну книгу, в какой-нибудь большой роман». Я сказал, что есть у меня мечта написать историю одной семьи на протяжении ста лет, с 1813 г., с момента, когда отстраивалась Москва, и до наших дней. Родоначальник семьи - крестьянин, бурмистр, отпущенный на волю помещиком за его партизанские подвиги в 12 году, из этой семьи выходят: чиновники, попы, фабриканты, петрашевцы, нечаевцы, семи- и восьмидесятники. Он очень внимательно слушал, выспрашивал, потом сказал: «Отличная тема, конечно - трудная, потребует массу времени, я думаю, что Вы бы с ней сладили, но - не вижу: чем Вы её кончите? Конца-то действительность не даёт. Нет, это надо писать после революции, а теперь что-нибудь вроде «Матери» надо бы». Конца книги я, разумеется, и сам не видел.

Вот так всегда он был на удивительно прямой линии к правде, всегда всё предвидел, предчувствовал.

Впрочем - что ж я Вам говорю это, Вам, которая всю жизнь шли рядом с ним и знаете его лучше, чем я и все вообще люди.

Будьте адоровы, дорогая Надежда Константиновна. Крепко жму Вашу руку, товарищески обнимаю.

Горячий привет Марии Ильинишне (Ульяновой (1878 - 1937), сестре В.И.Ленина – Ред.).

А.Пешков

СТАНИСЛАВСКОМУ К.С. (Декабрь 1900, Н.-Новгород)

К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

Декабрь 1900, Н.-Новгород.

Дорогой

Константин Сергеевич!

Я к Вам - с просьбой о помощи. Вот в чём дело: "по примеру прежних лет" [см. письмо 98] затеял я в этом году ёлку на 1000 человек детей самого несчастного качества, т.е. для трущобных жителей в возрасте от 6 до 12 лет, и лишь для тех, которые в школах не учатся и ни в каких ёлках не участвуют. Самый обор! И, кажется, я провалился. В прошлом году ёлка у меня была на 500, и пожертвований хватило, а в этом - увы! По сей печальной причине прошу и умоляю Вас - походатайствуйте пред С.Т.Морозовым о помощи нам, нижегородам. Не может ли он, милостивец, дать нам тряпочек для подарков на штанишки и рубашонки детям? "Всякое даяние благо", даже и кредитная бумага. Постарайтесь, дорогой Константин Сергеевич, а то мы будем поставлены в смешную необходимость дать голодным и голым детям - по конфетке только. Умоляю.

Хвораю. Огорчён невозможностью ехать в Москву и видеть ещё раз [премьеры пьес Г.Ибсена] "[Доктор] Штокман" и "Когда мы...[, мёртвые, пробуждаемся]" Наши были на "Мёртвых" и приехали в восторге. Рассказывают чудеса. Ах, чёрт возьми мою голову!

Плету потихоньку четырёхэтажный драматический чулок со стихами [по-видимому, речь идёт о ранней редакции пьесы "На дне"] , но не в стихах. Не говорите об этом газетчикам, - чтоб им онеметь, чтоб у них руки отсохли. Чувствую, что одна сцена мне удалась - благодаря тому, что в ней главным действующим лицом является Солнце. Когда кончу? Сие известно господу.

Кланяюсь Вам низко и повторяю мою просьбу - посодействуйте, чем возможно. Всё берём, даже деньги! Коленкор, ситец, бумазею, сапоги, рукавицы, шапки - всё!

Низко, уважительно кланяюсь Марии Петровне [Лилиной] и желаю ей всего, всего доброго и здоровья, здоровья - как и Вам.

А. Пешков

Кланяюсь всем.

Может, мне самому надо написать Савве Тимофеевичу [Морозову]? Я не знаю его адреса! Извиняюсь пред ним и прошу его, очень прошу!

СТАНИСЛАВСКОМУ К.С. (Конец декабря 1900 [начало января 1901], Н.-Новгород)

К. С. СТАНИСЛАВСКОМУ

Конец декабря 1900 [начало января 1901], Н.-Новгород.

Благодарю Вас, Константин Сергеевич, от всей души благодарю!

Славная выйдет ёлка, знаете! [см. письмо 130] В этом году мы, кажется, с ног до головы оденем тысячу ребят. С[авва] Т[имофеевич] [Морозов] - послал благодарственное писание. Экий душа-человек! Как он нас поддержал здорово!

Ваше сообщение о нищей - чудная вещь! Вот алмаз, который следует отшлифовать. И я этим займусь, ей-богу! Эта вещь и извозчик - прелесть! Вам - удивляюсь! Талантливый Вы человечище - да, но и сердце у Вас - зеркало! Как Вы ловко хватаете из жизни её улыбки, грустные и добрые улыбки её сурового лица!

О пьесе [см. письмо 130] - не спрашивайте. Пока я её не напишу до точки, её всё равно что нет. Мне очень хочется написать хорошо, хочется написать с радостью. Вам всем - Вашему театру - мало дано радости. Мне хочется солнышка пустить на сцену, весёлого солнышка, русского эдакого, - не очень яркого, но любящего всё, всё обнимающего. Эх, кабы удалось!

Ну - встречайте праздники с праздником в хорошей Вашей душе!

Супруге - поклон низкий, и всем Вашим сродникам по крови и искусству - привет мой сердечный!

А. Пешков

Коли и артисты на ёлку соберут - ух! славно будет!

ШАЛЯПИНУ Ф.И. (14 или 15 [27 или 28] сентября 1901, Н.-Новгород)

Ф. И. ШАЛЯПИНУ

14 или 15 [27 или 28] сентября 1901, Н.-Новгород.

Дорогой мой, мой славный Федор!

Спасибо за телеграммы! Пожми крепко руку барона.

Прости, я должен обратиться к тебе с просьбой. Писательница Вербицкая просит меня уговорить тебя, Шаляпина, дать концерт в пользу московских учащихся женщин. Есть общество помощи учащимся женщинам в Москве, оно содержит два общежития для курсисток, три столовых, и требуется ему на это до 6000 р. в год, и средств, кроме членских взносов - нет. Да ещё это общество выдаёт пособия по 5 р. в месяц двумстам курсисткам, причём прошений о пособиях ежегодно поступает до 500.

Голубчик, если ты можешь - помоги им!

Кстати: вчера я получил бумагу из департамента полиции. Жить в Нижнем мне запрещают, и я вскоре должен выехать в какой-нибудь уездный город Нижегор[одской] губернии. Вот-те и в Москву поехал! [см. письмо 158]

Хочу всячески хлопотать о том, чтоб меня пустили в Крым. Зимой в уездном городе издохнешь от холода и всяких неудобств. А для детей это тоже неудобно.

Вот похлопочи-ка, чтобы мне разрешили в Крым-то ехать!

Я хочу попросить письмом [замминистра МВД и шефа жандармов] князя Святополка-Мирского об этом. Насчёт возможности дать концерт будь добр извести в Москве Вербицкую. Её адрес: Гранатный переулок, д[ом] Риттих, г-же А.Вербицкой.

Общество предлагает тебе за концерт 500 р. Ну, голубчик мой, до свидания! Когда-то увидимся?

Крепко жму руку.

А.Пешков

Все наши кланяются тебе, желают доброго здоровья и всего хорошего!

ОЛСТОМУ Л.Н. (25 апреля [7 мая] 1889, Москва)

Л. Н. ТОЛСТОМУ

25 апреля [7 мая] 1889, Москва.

Лев Николаевич!

Я был у Вас в Ясной Поляне и Москве; мне сказали, что Вы хвораете и не можете принять. ( Весной 1889 г. М.Горький, оставив должность весовщика на станции Крутая, Грязе-Царицынской железной дороги, отправился в Тулу и Москву. Он безуспешно пытался повидать Л.Н.Толстого в Ясной Поляне и в Москве. О его настроениях и планах того времени см. в очерках-воспоминаниях "Н.Е.Каронин-Петропавловский", "Время Короленко", "Из прошлого". – Ред.)

Порешил написать Вам письмо. Дело вот в чём: несколько человек, служащих на Г.-Ц. ж.д., — в том числе и пишущий к Вам, (имеются в виду телеграфисты Д.Юрин и И.В.Ярославцев и дочь начальника станции крутая - М.З.Басаргина. – Ред. ) — увлечённые идеей самостоятельного, личного труда и жизнью в деревне, порешили заняться хлебопашеством. Но, хотя все мы и получаем жалованье — рублей по 30-ти в месяц, средним числом, — личные наши сбережения ничтожны, и нужно очень долго ждать, когда они возрастут до суммы, необходимой на обзаведение хозяйством.

И вот мы решились прибегнуть к Вашей помощи, у Вас много земли, к[ото]рая, говорят, не обрабатывается. Мы просим Вас дать нам кусок этой земли.

Затем: кроме помощи чисто материальной, мы надеемся на помощь нравственную, на Ваши советы и указания, которые бы облегчили нам успешное достижение цели, а также и на то, что Вы не откажете нам дать книги: «Исповедь», «Моя вера» и прочие, не допущенные в продажу. (книги религиозно-нравственного содержания, написанные Л.Н.Толстым в 80-х годах XIX в. – Ред.)

Мы надеемся, что, какой бы ни показалась Вам наша попытка — достойной ли Вашего внимания и поддержки или же пустой и сумасбродной, — Вы не откажетесь ответить нам. Это немного отнимет у Вас время. Если Вам угодно ближе познакомиться с нами и с тем, что нами сделано к осуществлению нашей попытки, двое или один из нас могут придти к Вам. Надеемся на Вашу помощь.

От лица всех — нижегородский мещанин

Алексей Максимов

Пешков Апреля 25-го.

ТОЛСТОМУ Л.Н. (14 или 15 [26 или 27] февраля 1900. Н.Новгород)

Л. Н. ТОЛСТОМУ

14 или 15 [26 или 27] февраля 1900. Н.Новгород.

Спасибо, Лев Николаевич, за портрет и за добрые, славные Ваши слова про меня [в ответ на письмо М.Горького Л.Н.Толстой писал ему 9(21) февраля: "Мне Ваше писанье понравилось, а Вас я нашёл лучше Вашего писания...". Л.Н.Толстой, ПСС, М.-Л. 1933, т.72, с.303] . Не знаю я, лучше ли я своих книг, но знаю, что каждый писатель должен быть выше и лучше того, что он пишет. Потому что - что книга? Даже и великая книга только мёртвая, чёрная тень слова и намёк на истину, а человек - вместилище бога живаго, бога же я понимаю как неукротимое стремление к совершенствованию, к истине и справедливости. А потому - и плохой человек лучше хорошей книги. Ведь так?

Глубоко верю, что лучше человека ничего нет на земле, и даже, переворачивая Демокритову фразу ["Лишь в общем мнении - цвет, в общем мнении - сладкое, в общем мнении - горькое, в действительности - только атомы и пустота"] на свой лад, говорю: существует только человек, всё же прочее есть мнение. Всегда был, есть и буду человекопоклонником, только выражать это надлежаще сильно не умею.

Ужасно хочется мне попасть к Вам ещё разок, и очень огорчён, что не могу теперь же сделать этого. Кашляю, голова болит, работаю на всех парах, - пишу повесть ["Мужик"] о мудрствующих лукаво, каковых не люблю. Они есть самый низкий сорт людей, по-моему. Но, чтобы не утомлять Вас, брошу писать. Низко кланяюсь Вам и крепко жму руку Вашу. Кланяюсь и семейству. Желаю доброго здоровья!

А. Пешков

ЧЕХОВУ А.П. (29 или 30 декабря 1898 [10 или 11 января 1899], Н. Новгород)

А. П. ЧЕХОВУ

29 или 30 декабря 1898 [10 или 11 января 1899], Н. Новгород.

Получил от Поссе письмо, он извещает меня, что Вы будете сотрудничать в «Жизни».

Дорогой Антон Павлович — для «Жизни» Вы туз козырей, а для меня Ваше согласие — всем праздникам праздник! Рад я — дьявольски!

Ну, Вы, конечно, знаете о триумфе «Чайки» (впервые пьеса шла в Московском Художественном театре 17(29) декабря 1898 г. – Ред. ). Вчера некто, прекрасно знающий театр, знакомый со всеми нашими корифеями сцены, человек, которому уже под 6О лет, — очень тонкий знаток и человек со вкусом — рассказывал мне со слезами от волнения: «Почти сорок лет хожу в театр и многое видел! Но никогда ещё не видал такой удивительной еретически-гениальной вещи, как «Чайка». Это не один голос — Вы знаете. Не видал я «Чайку» на сцене, но читал, - она написана могучей рукой! А Вы не хотите писать для театра?! Надо писать, ей-богу! Вы простите, что я так размашисто пишу, мне, право, ужасно хорошо и весело, и очень я Вас люблю, видите ли. Рад за успех «Чайки», за «Жизнь», за себя, что вот могу писать Вам, и за Вас, что Вы - есть.

Желаю же Вам здоровья, бодрости духа, веры в себя, и - да здравствует жизнь! Не так ли?

С праздником, если не наступил ещё Новый год. Крепко жму руку Вашу, талантливую Вашу руку.

А.Пешков Полевая, 20.

ЧЕХОВУ А.П. (Между 20 и 30 ноября [2 и 12 декабря] 1898, Н. Новгород)

А. П. ЧЕХОВУ

Между 20 и 30 ноября [2 и 12 декабря] 1898, Н. Новгород.

Многоуважаемый Антон Павлович!

Сердечное Вам спасибо за отклик на моё письмо и за обещание написать мне ещё (А.П.Чехов на первое письмо М.Горького ответил 16(28) ноября 1898 г. – Ред.). Очень жду письма от Вас, очень хотел бы услышать Ваше мнение о моих рассказах. ( В ответном письме от 3(15) декабря 1898 г. А.П.Чехов дал общую оценку таланта М.Горького, а также стиля и языка горьковских рассказов (см. "ПСС и писем А.П.Чехова". т.17, Гослитиздат. М. 1949, стр.375-376). – Ред.)

На днях смотрел «Дядю Ваню» (в Нижегородском городском театре, ныне драматическом. – Ред. ), смотрел и — плакал, как баба, хотя я человек далеко не нервный, пришёл домой оглушённый, измятый Вашей пьесой, написал Вам длинное письмо и - порвал его. Не скажешь хорошо и ясно того, что вызывает эта пьеса в душе, но я чувствовал, глядя на её героев: как будто меня перепиливают тупой пилой. Ходят зубцы её прямо по сердцу, и сердце сжимается под ними, стонет, рвётся. Для меня — это страшная вещь, Ваш «Дядя Ваня» — это совершенно новый вид драматического искусства, молот, которым Вы бьёте по пустым башкам публики. Всё-таки она непобедима в своём туподушии и плохо понимает Вас и в «Чайке» и в «Дяде». Будете Вы ещё писать драмы? Удивительно Вы это делаете!

В последнем акте «Вани», когда доктор, после долгой паузы, говорит о жаре в Африке, — я задрожал от восхищения пред Вашим талантом и от страха за людей, за нашу бесцветную, нищенскую жизнь. Как Вы здорово ударили тут по душе и как метко! Огромный талант у Вас. Но, слушайте, чего Вы думаете добиться такими ударами? Воскреснет ли человек от этого? Жалкие мы люди — это верно, «нудные» люди, хмурые, отвратительные люди, и нужно быть извергом добродетели, чтоб любить, жалеть, помогать жить дрянным мешкам с кишками, каковы мы. И тем не менее всё-таки жалко людей. Я вот человек далеко не добродетельный, а ревел при виде Вани и других иже с ним, хотя очень это глупо реветь, и ещё глупее говорить об этом. Мне, знаете, кажется, что в этой пьесе Вы к людям — холоднее чёрта. Вы равнодушны к ним, как снег, как вьюга. Простите, я, может быть, ошибаюсь, во всяком случае я говорю лишь о моём личном впечатлении. Мне, видите ли, после Вашей пьесы сделалось страшно и тоскливо. Так чувствовал я себя однажды в детстве: был у меня в саду угол, где сам я, своими руками, насадил цветы, и они хорошо росли там. Но однажды пришёл я поливать их и вижу: клумба разрыта, цветы уничтожены и лежит на их смятых стеблях наша свинья, — больная свинья, которой воротами разбило заднюю ногу. А день был ясный, и проклятое солнце с особенным усердием и равнодушием освещало гибель и развалины части моего сердца.

Вот какое дело. Не обижайтесь на меня, если я что-нибудь неладно сказал. Я человек очень нелепый и грубый, а душа у меня неизлечимо больна. Как, впрочем, и следует быть душе человека думающего.

Крепко жму Вашу руку, желаю Вам доброго здоровья и страсти к работе. Как ни много хвалят Вас — всё-таки Вас недостаточно ценят и, кажется, плохо понимают. Не желал бы я лично служить доказательством последнего.

А.Пешков Полевая, 20. Нижний.

Напишите мне, пожалуйста, как Вы сами смотрите на «Ваню»? И, — если я надоедаю Вам всем этим, — скажите прямо. А то, пожалуй, я и ещё напишу Вам.

Статья:

Максим Горький

(1868-1936)

М.М. ГОЛУБКОВ, доктор филологических наук, профессор

РОМАНТИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ

В ранних своих произведениях "Макар Чудра" и "Старуха Изергиль" Горький предстает перед читателями как романтик.

КОНЦЕПЦИЯ ЛИЧНОСТИ В РОМАНТИЧЕСКИХ РАССКАЗАХ.

Романтизм предполагает утверждение исключительной личности, выступающей с миром один на один, подходящей к действительности с позиции своего идеала, предъявляющей окружающему исключи¬тельные требования. Герой на голову выше людей, окружающих его, их общество им отвергается. Этим обусловлено столь типичное для романтика одиночество, которое чаще всего мыслится им как естественное состояние, ибо люди не понимают его и отвергают его идеал. Поэтому герой-романтик находит равное себе начало лишь в общении со стихией, с миром природы, океана, моря, гор, прибрежных скал. (Вспомните романтические произведения Пушкина и Лермонтова.)

Поэтому столь большое значение получает в романтических произведениях пейзаж — лишенный полутонов, основанный на ярких красках, выражающий самую неукротимую сущность стихии и ее красоту и исключительность. Пейзаж таким образом одушевляется и как бы выражает неординарность характера героя. Однако одиночество романтического героя может трактоваться и как отверженность его идеала людьми, и как драма непонятости и непризнанности. Но и в этом случае попытки сближения с миром реальным чаще всего бесперспективны: реальность не принимает романтического идеала героя в силу его исключительности. СООТНОШЕНИЕ ХАРАКТЕРОВ И ОБСТОЯТЕЛЬСТВ. Для романтическо¬го сознания соотнесенность характера с реальными жизненными обстоятельствами почти немыслима — так формируется важнейшая черта романтического художественного мира: принцип романтического двоемирия. Романтический, а потому идеальный

мир героя противостоит миру реальному, противоречивому и далекому от романтического идеала. Противостояние романтика и действительности, романтика и окружающего мира — коренная черта этого литературного направления.

Именно такими мы видим героев ранних романтических рассказов Горького. Старый цыган Макар Чудра предстает перед читателем именно в романтическом пейзаже: его окружает "мгла осенней ночи", которая "вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала на миг слева — безграничную степь, справа — беско¬нечное море".

Обратите внимание на одушевленность пейзажа, на безграничность моря и степи, которые как бы подчеркивают безграничность свободы героя, его неспособность и нежелание на что бы то ни было эту свободу променять.

Через несколько строк Макар Чудра заявит такую позицию прямо, говоря о человеке, с его точки зрения, несвободном: " Ведома ему воля? Ширь степная понятна? Говор морской волны веселит ему сердце? Он раб, — как только родился, всю жизнь раб, и все тут!" В романтическом пейзаже предстает перед нами и старуха Изергиль: "Ветер тек широкой, ровной волной, но иногда он точно прыгал через что-то невидимое и, рождая сильный нории, развевал волосы женщин в фантастические гривы, взды¬мавшиеся вокруг их голов. Это делало женщин странными и сказочными. Они уходили все дальше от нас, а ночь и фантазия делали их все прекраснее".

Именно в таком пейзаже — приморском, ночном, таинственном и прекрасном — могут реализовать себя Макар Чудра и старуха Изергиль — главные герои этих рассказов. Их сознание, их характер, его подчас таинственные противоречия оказываются главным предметом изображения. Ради этих героев рассказы и написаны, поэтому все художественные средства направлены на исследование их сложности и противоречивости, силы и слабости. Чудра и Изергиль, находясь в центре повествования, получают максимальную возможность самореализации. Им писатель дает право говорить о самих себе, свободно высказывать свои взгляды. Легенды, ими рассказанные, обладая несомненной художествен¬ной ценностью, тем не менее оказываются, в первую очередь, средством создания образа главного героя, именем которого и названо произведение. В легендах выражены представления Макара Чудры и Изергиль об идеальном и антиидеальном в человеке, то есть представлены романтический идеал и антиидеал. Повествуя о Данко и Ларре, Изергиль говорит скорее о себе. Они нужны автору для того, чтобы Изергиль в такой, наиболее доступной для нее форме могла выразить свои собственные взгляды на жизнь. Попробуем определить основные качества этих характеров.

Изергиль, как и всякий романтик, несет в характере единственное начало, которое полагает наиболее ценным: она уверена, что вся ее жизнь была подчинена лишь одному — любви к людям. Также единственное начало, доведенное до максимальной степени, несут и герои легенд, рассказанных ею. Данко воплощает крайнюю степень самопожертвования во имя любви к людям, Ларра — крайний индивидуализм.

РОМАНТИЧЕСКАЯ МОТИВИРОВКА ХАРАКТЕРОВ.

Исключительный индивидуализм Ларры обусловлен тем, что он сын орла, воплощающего идеал силы и воли. Такой мотивировки вполне достаточно для романтического сознания: "Все смотрели с удивлением на сына орла и видели, что он ничем не лучше их, только глаза его были холодны и горды, как у царя птиц. И разговаривали с ним, а он отвечал, если хотел, или молчал, а когда пришли старейшины племени, он говорил с ними, как с равными себе". Гордость и презрение к другим — вот два начала, которые несет в себе Ларра. Естественно, это обрекает его на одиночество, но это желанное одиночество романтика, вытекающее из невозможности найти на земле кого-то хоть в чем-то равного себе: "Долго говорили с ним и наконец увидели, что он считает себя первым на земле и, кроме себя, не видит ничего. Всем даже страшно стало, когда поняли, на какое одиночество он обрекал себя. У него не было ни племени, ни матери, ни скота, ни жены, и он не хотел ничего этого". Такая позиция заставляет героя вступить на путь эгоисти¬ческого произвола, что открыто декларируется им. Убив на глазах у старейшин девушку, которую он возжелал и которая отвергла его, герой так объясняет людям свою позицию: "

—Я убил ее потому, мне кажется, — что меня оттолкнула она... А мне было нужно ее.

— Но она не твоя! — сказали ему.

— Разве вы пользуетесь только своим? Я вижу, что каждый человек имеет только речь, руки и ноги... а владеет он животными, женщина¬ми, землей... и многим еще...

Ему сказали на это, что за все, что человек берет, он платит собой: своим умом и силой, иногда — жизнью. А он отвечал, что хочет сохранить себя целым".

Герой-романтик в гордом одиночестве противостоит людям и не боится их суда, потому что не принимает его и презирает судей. Его хотели приговорить к смерти, но приговаривают... к бессмертию.

Почему смерть не является достаточным наказанием для героя-романтика? Потому что, приговорив героя к смерти, люди лишь подтвердили бы его исключительность, выделенность из общего ряда, его право повелевать и говорить с ними как с рабами — и свое бессилие и страх перед ним. Наказанный вечным существованием и одиночеством, то есть получив то, на что и претендовал с самого начала, юноша, получивший имя Ларра, что значит отверженный, выкинутый вон, обречен бессмертию вечного скитания:

"Так, с той поры, остался он один, свободный, ожидая смерти. И вот он ходит, ходит повсюду... — заканчивает свой рассказ Изергиль. -- Видишь, он стал уже как тень и таким будет вечно! Он не понимает ни речи людей, ни их поступков — ничего. И все ищет, ходит, ходит... Ему нет жизни, и смерть не улыбается ему. И нет ему места среди людей... Вот как был поражен человек за гордость!"

Об обусловленности характера Данко просто не приходится говорить — он таков по сути своей, таков изначально. Единственно, чем Изергиль может мотивировать его исключительность, — это красота: "Данко — один из тех людей, молодой красавец. Красивые — всегда смелы". Люди верят ему лишь потому, "что он лучший из всех, потому что в очах его светилось много силы и живого огня". Романтик просто не нуждается в более углубленной мотивировке исключительности героя.

Но, несмотря на явную противопоставленность образов Данко и Ларры, в них есть нечто общее, ведь оба они являются полюсами одного и того же мира — мира Изергиль, и для нее они соотносятся как идеал и антиидеал. Следовательно, они не только противопоставлены, но и сопоставлены.

Несомненную общность между образами Ларры и Данко предопределяет их противостояние с миром людей, на чем и основан принцип романтического двоемирия в обеих легендах. Презрение к людям естественно для Ларры с его непомерной гордостью и индивидуализмом, но и человеколюбивый Данко не смог избежать этого конфликта. Если Ларра отвергает других из презрения к ним, то Данко, герой, жертвующий собой из любви к другим, сам попадает в положение отверженного: "Данко смотрел на тех, ради которых он понес труд, и видел, что они — как звери. Много людей стояло вокруг него, но не было на лицах их благородства, и нельзя было ему ждать пощады от них".

Принцип романтического двоемирия, противопоставления героя-романтика толпе обусловлен исключительностью его образа: либо он сам, подобно Ларре, отвергает окружающих, либо толпа, свирепая в своем натиске и глухая к его сердцу, отвергает романтика. В ином случае это будет шаг уже к реалистической эстетике. Другое дело, что любовь Данко к людям столь велика, что он может простить им и это: даже когда в его сердце вскипело негодование, "от жалости к людям оно погасло. Он любил людей и думал, что, может быть, без него они погибнут".

Действие легенд происходит в глубокой древности — это как бы время, предшествовавшее началу истории, эпоха первотворений. "Многие тысячи лет прошли с той поры, когда случилось это", — начинает свой рассказ о Ларре Изергиль. Но в настоящем есть следы, прямо связанные с той эпохой, — это голубые огоньки, оставшиеся от сердца Данко, тень Ларры, которую видит Изергиль.

Естественно, что образы Данко и Ларры могут воплотиться лишь на фоне романтического пейзажа, яркого и красочного, лишенного полутонов, построенного на контрастах света и тьмы:

"И стало тогда в лесу так темно, словно в нем собрались сразу все ночи, сколько их было на свете с той поры, как он родился... а молнии, летая над вершинами леса, освещали его на минутку синим, холодным огнем и исчезали так же быстро, как являлись, пугая людей"; "А лес все гудел и гудел, вторя их крикам, и молнии разрывали тьму в клочья". Разумеется, только на фоне страшной тьмы леса, разрываемой вспышками молний, может пылать сердце Данко "так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещенный этим факелом великой любви к людям, а тьма разлетелась от света его и там, глубоко в лесу, дрожащая, пала в гнилой зев болота".

Обратите внимание на олицетворение пейзажа. Почему романтику особенно необходимо олицетворение света и тьмы?

КОМПОЗИЦИЯ РОМАНТИЧЕСКИХ РАССКАЗОВ.

Композиция — это построение художественного произведения, важнейший элемент его формы. Можно говорить о композиции образа, главы, внесюжетных элементов, но чаще всего подразумевается композиция повествования.

Композиция повествования в романтических рассказах целиком подчинена одной цели: возможно более полному воссозданию образа главного героя. Рассказывая легенды своего народа, герои дают автору представления о своей системе ценностей, об идеальном и антиидеальном в человеческом характере, как они сами его понимают, показывают, какие черты личности достойны уважения или презрения. Иными словами, они таким образом как бы создают систему координат, исходя из которой могут быть судимы сами.

Итак, романтическая легенда является важнейшим средством создания образа главного героя. Макар Чудра совершенно уверен, что гордость и любовь, два прекрасных чувства, доведенных романтиками до высшего своего выражения, не могут примириться, ибо компромисс вообще немыслим для романтического сознания. Конфликт между чувством любви и чувством гордости, который переживают Радда и Лойко Зобар, может разрешиться только смертью обоих: романтик не может поступиться ни любовью, не знающей границ, ни абсолютной гордостью. Но любовь предполагает смирение и взаимную способность покориться любимому. Этого-то и не могут сделать ни Лойко, ни Радда. Но самое интересное то, как оценивает такую позицию Макар Чудра. Он полагает, что именно так должен воспринимать жизнь настоящий человек, достойный подражания, и что только в такой жизненной позиции можно сохранить собственную свободу. Знаменателен вывод, который он давно сделал из истории Радды и Лойко: "Ну, сокол, хочешь, скажу одну быль? А ты ее запомни и, как запомнишь, • век свой будешь свободной птицей". Иными словами, истинно свободный человек только так и мог реализовать себя в любви, как сделали это герои "были".

Но согласен ли автор со своим героем? Каковы авторская позиция и художественные средства ее выражения?

Для ответа на этот вопрос мы должны обратиться к такой важной композиционной особенности ранних романтических рассказов Горького, как наличие образа повествователя. В самом деле, это один из самых незаметных образов, он почти не проявляет себя прямо. Но именно взгляд этого человека, странствующего по Руси, встречающего на своем пути множество самых разных людей, очень важен для писателя. Вспомним еще раз: в эпосе Горького, в композиционном центре любого его романа или повести всегда будет стоять воспринимающее сознание — негативное, искажающее реальную картину жизни, лишающее ее смысла и перспективы (эпопея "Жизнь Клима Самгина", роман "Жизнь Матвея Кожемякина"), или же позитивное, наполняющее бытие высшим смыслом и содержанием (автобиографическая трилогия, роман "Мать"). Именно это воспринимающее сознание в конеч¬ном итоге является важнейшим предметом изображения, критерием авторской оценки действительности и средством выражения авторской позиции. В более позднем цикле рассказов "По Руси" Горький назовет повествователя не прохожим, а проходящим, подчеркивая его неравнодушный взгляд на действительность, попадающую в сферу его восприятия и осмысления. И в ранних романтических рассказах, и в цикле "По Руси" в судьбе и мировоззрении "проходящего" проявляются черты самого Горького, в судьбе его героя во многом отразилась судьба писателя, с юности в своих странствиях познавшего Россию. Поэтому многие исследователи предлагают говорить о повествователе Горького в этих рассказах как об автобиографическом герое. Именно пристальный, заинтересованный взгляд автобиографического героя и выхватывает из встреч, дарованных ему судьбой, самые интересные и неоднозначные характеры — они-то и оказываются главным предметом изображения и исследования. В них автор видит проявление народного характера рубежа веков, пытается исследовать его слабые и сильные стороны. И авторское отношение к ним — восхищение их силой и красотой, как в рассказе "Макар Чудра", поэтичностью, склонностью к почти художественному восприятию мира, как в "Старухе Изергиль", и в то же время несогласие с их позицией, способность увидеть противоречия в их характерах — выражается не прямо, а косвенно, с помощью самых разных художественных средств.

Макар Чудра лишь скептически выслушивает возражение автобиографического героя — в чем, собственно, их несогласие, остается как бы за кадром повествования. Но конец рассказа, где повествователь, глядя во тьму степи, видит, как красавец цыган Лойко Зобар и Радда, дочь старого солдата Данилы, "кружились во тьме ночи плавно и безмолвно, и никак не мог красавец Лойко поравняться с гордой Раддой", проявляет его позицию. В этих словах — восхищение их красотой и бескомпромиссностью, силой и непреодолимостью их чувств, понимание невозможности для романтического сознания иного разрешения конфликта - но и осознание бесплодности такой позиции: ведь и после смерти Лойко в своей погоне не поравняется с гордой Раддой.

Более сложно выражена позиция автобиографического героя в "Старухе Изергиль". Создавая образ главной героини композиционными средствами, Горький дает ей возможность представить романтический идеал, выражающий высшую степень любви к людям (Данко), и романтический антиидеал, воплотивший доведенный до апогея индивидуализм и презрение и нелюбовь к другим (Ларра). Идеал и антиидеал, два романтических полюса повествования, выраженные в легендах, задают систему координат, в рамки которой хочет поставить себя сама старуха Изергиль. Композиция рассказа такова, что две легенды как бы обрамляют повествование о ее собственной жизни, которое и составляет идеологический центр произведения. Безусловно, осуждая индивидуализм Ларры, Изергиль думает, что ее собственная жизнь и судьба стремятся, скорее, к полюсу Данко, воплотившего высший идеал любви и самопожертвования. В самом деле, ее жизнь, как и жизнь Данко, была целиком посвящена любви - героиня абсолютно в этом уверена. Но читатель сразу обращает внимание на то, с какой легкостью забывала она свою прежнюю любовь ради новой, как просто оставляла она некогда любимых людей. Они просто переставали существовать для нее, когда проходила страсть. Повествователь все время пытается вернуть ее к рассказу о тех, кто только что занимал ее воображение и о тех, которых она уже забыла:

"— А рыбак куда девался? — спросил я.

- Рыбак? А он... тут...<...>

- Погоди!.. А где маленький турок?

- Мальчик? Он умер, мальчик. От тоски по дому или от любви..."

Ее равнодушие к некогда любимым людям поражает повествователя:

"Я ушла тогда. И больше не встречалась с ним. Я была счастлива на это: никогда не встречалась после с теми, которых когда-то любила. Это нехорошие встречи, все равно как бы с покойниками".

Во всем — в портрете, в авторских комментариях — мы видим иную точку зрения на героиню.

Именно глазами автобиографического героя видит читатель Изергиль. Ее портрет сразу же выявляет очень значимое эстетическое противоречие. О прекрасной чувственной любви должна была бы рассказывать юная девушка или молодая, полная сил женщина. Перед нами же глубокая старуха, в ее портрете нарочито нагнетаются антиэстетические черты:

"Время согнуло ее пополам, черные когда-то глаза были тусклы и слезились. Ее сухой голос звучал странно, он хрустел, точно старуха говорила костями"; "Ее скрипучий голос звучал так, как будто это роптали все забытые века, воплотившись в ее груди тенями воспоминаний".

Изергиль уверена в том, что ее жизнь, исполненная любви, прошла совсем иначе, чем жизнь индивидуалиста Ларры, она не может даже представить ничего общего с ним, но взгляд автобиографического героя находит эту общность, парадоксально сближая их портреты.

"Он уже стал теперь как тень, - пора! Он живет тысячи лет, солнце высушило его тело, кровь и кости, и ветер распылил их. Вот что может сделать Бог с человеком за гордость!.." — рассказывает Изергиль о Ларре.

Но почти те же черты видятся повествователю в древней старухе Изергиль:

"Я посмотрел ей в лицо. Ее черные глаза были все-таки тусклы, их не оживило воспоминание. Луна освещала ее сухие, потрескавшиеся губы, заостренный подбородок с седыми волосами на нем и сморщенный нос, загнутый, словно клюв совы. На месте щек были черные ямы, и в одной из них лежала прядь пепельно-седых волос, выбившихся из-под красной тряпки, которою была обмотана ее голова. Кожа на лице, шее и руках вся изрезана морщинами, и при каждом движении старой Изергиль можно было ждать, что сухая эта кожа разорвется вся, развалится кусками и передо мной встанет голый скелет с тусклыми черными глазами".

Все в образе Изергиль напоминает повествователю Ларру — в первую очередь, разумеется, ее индивидуализм, доведенный до крайности, почти сближающийся с индивидуализмом Ларры, ее древность, ее рассказы о людях, давным-давно прошедших свой круг жизни:

"И все они — только бледные тени, а та, которую они целовали,

сидит рядом со мной живая, но иссушенная временем, без тела, без

крови, с сердцем без желаний, с глазами без огня, — тоже почти

тень", — вспомним, что в тень обратился Ларра.

Так с помощью портрета автор достигает сближения двух образов — Изергиль и легендарного Ларры. Разумеется, о подобном сближении сама Изергиль не может и помыслить.

Принципиальная дистанция между позицией героини и повествователя формирует идеологический центр рассказа и определяет его проблематику. Романтическая позиция при всей ее красоте и возвышенности отрицается автобиографическим героем. Он показывает ее бесперспективность и утверждает актуальность позиции реалистической. В самом деле, автобиографический герой — единственный реалистический образ в ранних романтических рассказах Горького. Его реалистичность проявляется в том, что в его характере и судьбе отразились типические обстоятельства русской жизни 1890-х гг. Развитие России по капиталистическому пути привело к тому, что со своих мест оказались сорваны миллионы людей, именно они и составили армию босяков, бродяг, как бы выпавших из прежних социальных условий и не обретших новых прочных общественных связей. Автобиографический герой Горького принадлежит именно к такому слою людей. Критик и литературовед, исследователь творчества М. Горького Б.В. Михайловский назвал такой характер "выломившимся" из традиционного круга общественных отношений. При всем его драматизме это был позитивный процесс: кругозор и мировосприятие людей, пустившихся в странствие по Руси, были несравнимо глубже и богаче, чем у предшествующих поколений, им открылись совершенно новые стороны национальной жизни. Россия через этих людей как бы познавала самое себя. Именно поэтому взгляд автобиографического героя реалистичен, ему доступно осознать ограниченность сугубо романтического миросозерцания, обрекающего Макара Чудру на одиночество, приводящее Изергиль к полной исчерпанности и испепеленности.

ДРАМА "НА ДНЕ" (1902)

Вспомните, в нем состоит своеобразие драмы как рода литературы. Драма по самой сути своей предназначена для постановки на сцене. Ориентация на сценическую интерпретацию ограничивает художника в средствах выражения авторской позиции. Он не может, как автор эпического произведения, прямо выразить свою позицию — исключения составляют лишь авторские ремарки, которые предназначены для читателя или актера, но которых не увидит зритель. Авторская позиция выражается в монологах и диалогах героев, в их действиях, в развитии сюжета. Кроме того, драматург ограничен в объеме произведения (спектакль может идти два-три, от силы четыре часа) и в числе действующих лиц (все они должны "поместиться " на сцене и успеть реализовать себя в ограниченном времени спектакля и пространстве сцены). Именно поэтому в драме особая нагрузка ложится на конфликт, острое столкновение между героями по очень значимому и существенному для них поводу. В ином случае герои просто не смогут реализовать себя в ограниченном объеме драмы и сценического пространства. Драматург завязывает такой узел, при распутывании которого человек сказался бы весь. При этом в драме не может быть "лишних" героев — все они должны быть включены в конфликт, движение и ход пьесы должны захватывать всех

Предметом изображения в драме Горького "На дне" становится сознание людей, выброшенных в результате глубинных социальных процессов, идущих в русском обществе рубежа веков, на дно жизни. Для того чтобы воплотить подобный предмет изображения сценическими средствами, ему необходимо найти соответствующую ситуацию, соответствующий конфликт, в результате которого проявились бы противоречия сознания ночлежников, его сильные и слабые стороны. Пригоден ли для этого социальный, общественный конфликт?

В самом деле, социальный конфликт представлен в пьесе на нескольких уровнях. Во-первых, это конфликт между хозяевами ночлежки супругами Костылевыми и ее обитателями. Он ощущается героями на протяжении всей пьесы, но оказывается как бы статичным, лишенным динамики, не развивающимся. Это происходит потому, что Костылевы сами не так уж далеко в общественном плане ушли от обитателей ночлежки и отношения между ними могут создать лишь напряжение, но не стать основой драматургического конфликта, способного "завязать" драму.

Кроме того, каждый из героев в прошлом пережил свой социальный конфликт, в результате которого и оказался на "дне" жизни, в ночлежке.

Но эти социальные конфликты принципиально вынесены за сцену, отодвинуты в прошлое и потому не становятся основой конфликта драматургического. Мы видим лишь результат общественных неурядиц, столь трагично отразившихся на жизни людей, но не сами эти столкновения.

Наличие социального напряжения обозначено уже в названии пьесы. Ведь сам факт существования "дна" жизни предполагает и наличие "стремнины", верхнего ее течения, к которому и стре¬мятся приблизиться персонажи. Но и это не может стать основанием драматургического конфликта — ведь это напряжение тоже лишено динамики, все попытки героев уйти со "дна" оказываются бесперспективными. Даже появление полицейского Медведева не дает импульса развитию драматургического конфликта.

Возможно, драму организует традиционный любовный конфликт? Действительно, он присутствует в пьесе. Его обусловлив ют взаимоотношения Васьки Пепла, жены Костылева Василисы, самого хозяина ночлежки и Наташи.

Кульминация, высшая точка в развитии конфликта, принципиально вынесена за сцену: мы не видим, как именно Василиса ошпаривает кипятком Наташу, лишь узнаем об этом по шуму и крикам за сценой и разговорам ночлежников. Убийство Костылева Васькой Пеплом оказывается трагической развязкой любовного конфликта.

Разумеется, любовный конфликт становится и гранью социального конфликта. Он показывает, что античеловеческие условия "дна" калечат человека и самые возвышенные чувства, даже такое, как любовь, ведут не к обогащению личности, но к смерти, увечью, убийству и каторге. Развязав таким образом любовный конфликт, Василиса выходит из него победительницей, достигает сразу всех своих целей: мстит бывшему любовнику Ваське Пеплу и своей сопернице Наташе, избавляется от нелюбимого мужа и становится единовластной хозяйкой ночлежки. В Василисе не осталось ничего человеческого, и ее нравственное оскудение показывает чудовищность социальных условий, в которые погружены и обитатели ночлежки, и ее хозяева.

Но любовный конфликт не может организовать сценического действия и стать основой драматургического конфликта хотя бы потому, что, разворачиваясь на глазах у ночлежников, он не включает в себя их самих. Они живо заинтересованы в перипетиях этих отношений, но не участвуют в них, оставаясь лишь сторонними зрителями. Следовательно, любовный конфликт тоже не создает ту ситуацию, которая может лечь в основу конфликта драматургического.

Еще раз повторим: предметом изображения в пьесе Горького оказываются не только и не столько социальные противоречия действительности или возможные пути их разрешения; его интересует сознание ночлежников во всей его противоречивости. Такой предмет изображения характерен для жанра философской драмы. Мало того, он требует и нетрадиционных форм художественной выразительности: традиционное внешнее действие (событийный ряд) уступает место так называемому внутреннему действию. На сцене воспроизводится обыденная жизнь с ее мелкими ссорами между ночлежниками, кто-то из героев появляется и исчезает вновь, но не эти обстоятельства оказываются сюжетообразующими. Философская проблематика заставляет драматурга трансформировать традиционные формы драмы: сюжет проявляется не в действиях героев, но в их диалогах. Именно разговоры ночлежни¬ков определяют развитие драматургического конфликта: действие переводится Горьким во внесобытийный ряд.

Завязкой конфликта оказывается появление Луки. Внешне он никак не влияет на жизнь ночлежников, но в их сознании начинается напряженная работа. Лука сразу же оказывается в центре их внимания, и все развитие сюжета концентрируется именно на нем. В каждом из героев он видит светлые стороны его личности, находит ключ и подход к каждому из них — и это производит истинный переворот в жизни героев. Развитие внутреннего действия начинается в тот момент, когда герои обнаруживают в себе способность мечтать о новой и лучшей жизни. Выясняется, что те светлые стороны, что угадал Лука в каждом персонаже Горького, и составляют его истинную суть. Оказывается, проститутка Настя мечтает о прекрасной и светлой любви; Актер, спившийся человек, разложившийся алкоголик, вспоминает о творчестве и всерьез задумывается о возвращении на сцену; "потомственный" вор Васька Пепел обнаруживает в себе стремление к честной жизни, хочет уехать в Сибирь и стать там крепким хозяином. Мечты обнажают истинную человеческую суть героев Горького, их глубину и чистоту. Так проявляется еще одна грань социального конфликта: глубина личности героев, их благородные устремления оказываются в вопиющем противоречии с их теперешним социальным положением. Устройство общества таково, что человек не имеет возможности реализовать свою истинную суть.

Лука с первого момента своего появления в ночлежке отказывается видеть в ночлежниках жуликов. "Я и жуликов уважаю, по-моему, ни одна блоха — не плоха: все — черненькие, все — прыгают..." — так говорит он, обосновывая свое право называть своих новых соседей "честным народом" и отвергая возражение Бубнова: "Был честной, да позапрошлой весной". Истоки такой позиции — в наивном антропологизме Луки, который полагает, что человек изначально хорош и лишь социальные обстоятельства делают его плохим и несовершенным.

Позиция Луки предстает в драме очень сложной, и авторское отношение к нему выглядит неоднозначным. Лука абсолютно бескорыстен в своей проповеди и в желании пробудить в людях лучшие скрытые до поры стороны их натуры, о которых они даже

и не подозревали: столь разительно контрастируют они с их положением на самом "дне" общества. Лука искренне желает своим собеседникам добра, показывает реальные пути достижения новой, лучшей жизни. И под воздействием его слов герои действительно переживают метаморфозу. Актер перестает пить и копит деньги для того, чтобы отправиться в бесплатную лечебницу для алкоголиков, не подозревая даже, что она ему не нужна: мечта о возвращении к творчеству дает ему силы преодолеть свой недуг, и он перестает пить. Пепел подчиняет всю свою жизнь стремлению уехать с Наташей в Сибирь и там встать на ноги, сделаться крепким хозяином. Мечты Насти и Анны, жены Клеща, вполне иллюзорны, но и эти мечты дают им возможность ощутить себя более счастливыми. Настя воображает себя героиней бульварных романов, демонстрируя в своих мечтах о несуществующем Рауле или Гастоне подвиги самопожертвования, на которые она действительно способна; умирающая Анна, мечтая о загробной жизни, тоже отчасти уходит от ощущения безысходности. Лишь Бубнов да Барон, люди совершенно безразличные к другим и даже к себе самим, остаются глухими к словам Луки. Позицию Луки обнажает спор о том, что такое правда, возникший у него с Бубновым и Бароном, когда тот безжалостно разоблачает беспочвенные мечты Насти о Рауле: "Вот... ты говоришь — правда... Она, правда-то, — не всегда по недугу человеку... не всегда правдой душу вылечишь...". Иными словами, Лука утверждает живительность для человека утешительной лжи. Но только ли ложь утверждает Лука?. В нашем литературоведении долго господствовала концепция, согласно которой Горький однозначно отвергает утешительную проповедь Луки. Но позиция писателя сложнее.

Авторская позиция выражается в первую очередь в развитии сюжета. После ухода Луки все происходит совсем не так, как рассчитывали герои и в чем убеждал их Лука. Васька Пепел действительно пойдет в Сибирь, но не как вольный поселенец, а как каторжник, обвиненный в убийстве Костылева. Актер, потерявший веру в свои силы, в точности повторит судьбу героя притчи о праведной земле, рассказанной Лукой. Доверяя герою рассказать этот сюжет, Горький и сам в четвертом акте обыграет его, сделав прямо противоположные выводы. Лука, рассказав притчу о человеке, который, разуверившись в существовании праведной земли, удавился, полагает, что человека нельзя лишать надежды, пусть иллюзорной. Горький же, показывая судьбу Актера, уверяет читателя и зрителя в том, что именно ложная надежда может привести человека к петле. Но вернемся к предшествующему вопросу: в чем обманул героев пьесы Лука?

Актер обвиняет его в том, что он не оставил адреса бесплатной лечебницы. Все герои сходятся на том, что Лука вселил в их души ложную надежду. Но ведь он и не обещал вывести их со "дна" жизни — он просто вселил в них надежду на то, что выход есть и что он не заказан для них. Та вера в себя, которая проснулась в сознании ночлежников, оказалась слишком непрочна и нежизненна и с исчезновением героя, который способен был разбудить ее, тут же и угасла. Дело в слабости героев, в неспособности и нежелании их сделать хоть немногое для того, чтобы противостоять безжалостным социальным обстоятельствам, обрекающим их на ночлежку Костылевых. Поэтому главное обвинение он адресует не Луке, а героям, неспособным найти в себе сил противопоставить свою волю действительности. Так Горькому удается вскрыть одну из характерных черт русского национального характера: неудовлетворенность реальностью, резко критическое к ней отношение и полную неготовность что бы то ни было предпринять для того, чтобы эту реальность изменить. Именно поэтому столь теплый отклик находит Лука у ночлежников: ведь он объясняет неудачи их жизни внешними обстоятельствами и вовсе не склонен винить самих героев в неудавшейся жизни. И мысль о попытке как-то эти обстоятельства изменить не приходит в голову ни Луке, ни его пастве. Поэтому столь драматично переживают герои потерю Луки: надежда, разбуженная в их душах, не может найти в их характерах внутренней опоры; им всегда будет необходима внешняя поддержка даже столь беспомощного в практическом смысле человека, как "беспачпортный" Лука.

Лука — идеолог пассивного сознания, столь неприемлемого для Горького.

По мысли писателя, пассивная идеология может лишь примирить героя с его нынешним положением и не подвигнет его к попытке это положение изменить, как это случилось с Настей, Анной, Актером, который после исчезновения Луки утратил всякую надежду и обретенные было внутренние силы для ее реализации — и возложил за это вину не на себя, а на Луку. Но кто мог возразить на это герою, кто мог противопоставить хоть что-то его пассивной идеологии? Такого героя в ночлежке не было. Суть в том, что "дно" не может выработать иной идеологи¬ческой позиции, поэтому столь близки его обитателям оказываются идеи Луки. Но его проповедь дала импульс для некой антитезы, для возникновения новой жизненной позиции. Ее выразителем стал Сатин.

Он прекрасно осознает, что его умонастроение оказывается реакцией на слова Луки:

"Да, это он, старая'дрожжа, проквасил нам сожителей... Старик? Он — умница!.. Старик — не шарлатан! Что такое правда? Человек — вот правда! Он это понимал... вы — нет!.. Он... подействовал на меня, как кислота на старую и грязную монету...".

И его знаменитый монолог о человеке, в котором он утверждает необходимость уважения, но не жалости, а жалость рассматривает как унижение, утверждает иную жизненную позицию. Одна¬ко это только зарождение, лишь самый первый шаг на пути формирования активного сознания, способного к изменению социальных обстоятельств, к противостоянию им, а не простого стремления отгородиться от них и постараться обойти их, на чем настаивал Лука.

Трагический финал драмы (самоубийство Актера) ставит перед нами вопрос о жанровой природе пьесы "На дне".

Сформулируйте свои представления о жанрах драматургии. Внутри драмы как рода литературы —три основных жанра: комедия, трагедия и драма. Различие между ними определяется по предмету изображения. Комедия — жанр нравоописательный, поэтому предметом изображения в комедии оказывается портрет общества в негероический момент его развития. Предметом изображения в трагедии чаще всего становится трагический, неразрешимый конфликт героя-идеолога с обществом, внешним миром, непреодолимыми обстоятель¬ствами. Этот конфликт может переместиться из сферы внешней в сферу сознания героя. В таком случае мы говорим о внутреннем конфликте. Драма — жанр, тяготеющий к исследованию философской или же социально-бытовой проблематики.

Есть ли у нас основания рассматривать "На дне" как трагедию? Ведь в таком случае мы должны будем определить Актера как героя-идеолога и рассматривать его конфликт с обществом как идеологический, ибо герой-идеолог смертью утверждает свою идеологию. Трагическая гибель — последняя и часто единственная возможность не склониться перед противостоящей силой и утвердить идеи.

Подумайте, имеет ли самоубийство Актера подобный смысл. Обладает ли он собственной идеологией и способен ли ее утвердить таким образом?

Думается, что нет. Его смерть — акт отчаяния и неверия в собственные силы и возрождение. Среди героев "дна" нет явных идеологов, противостоящих реальности. Мало того, их собственное положение не осмыслено ими самими как трагическое и безысходное. Ими еще не достигнут тот уровень сознания, когда возможным оказывается трагическое мировосприятие жизни, ибо оно предполагает осознанное противостояние социальным или иным обстоятельствам.

Такого героя в ночлежке Костылева, на "дне" жизни Горький явно не находит. Поэтому логичнее будет рассматривать "На дне" как социально-философскую и социально-бытовую драму.

Размышляя о жанровой природе пьесы, нужно обратиться к ее конфликту, показать, какие столкновения оказываются в центре внимания драматурга, что становится главным предметом изображения. В нашем случае предметом исследования Горького становятся социальные условия русской действительности рубежа веков и их отражение в сознании героев. При этом главным, основным предметом изображения оказываются именно сознание ночлежни¬ков и проявившиеся в нем стороны русского национального характера.

Попробуйте определить творческий метод Горького-драматурга. Докажите, что перед вами реалистическое произведение. Уточните свои представления о реализме как творческом методе. Что является основной чертой реализма? Реализм вовсе не предполагает лишь голое жизнеподобие и не сводится к изображению жизни в формах самой жизни. Основополагающей чертой реализма как творческого метода становится исследование взаимосвязи характе¬ров с социальными, философскими, историко-культурными, бытовыми, эстетическими, литературными, общекультурными обстоятельствами. Иными словами, реализм постигает сложную взаимосвязь характера со средой, исследует пути воздействия обстоятельств на характеры.

Горький пытается определить, каковы те социальные обстоя¬тельства, которые воздействовали на характеры героев. Для этого он показывает предысторию героев, которая становится ясна (ригелю из диалогов персонажей. Но важнее для него показать те ( •омншм.ммс- обстоятельства, обстоятельства "дна", в которых ока-1.ИИ1С1. н-рои теперь. Именно это их положение уравнивает бывшем > лригтократа Барона с шулером Бубновым и вором Васькой

Пеплом и формирует общие для всех черты сознания: неприятие действительности и в то же время пассивное отношение к ней.

Внутри русского реализма, начиная с 40-х гг. XIX столетия, с возникновения "натуральной школы" и гоголевского направления в литературе, выявляется направление, которое характеризует пафос социального критицизма в отношении к действительности. Именно это направление, которое представлено, к примеру, именами Гоголя, Некрасова, Чернышевского, Добролюбова, Писарева, получило название критического реализма. Горький в драме "На дне" продолжает эти традиции, что проявляется в его критическом отношении к социальным сторонам жизни и во многом к героям, в эту жизнь погруженным и ею сформированным.

ЛИТЕРАТУРА

Веронский А.К. О Горьком. Встречи и беседы с Максимом Горьким Воронский А.

Искусство видеть мир. М., 1987. С. 52—73. Голубков М.М. Максим Горький. М., 1997. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX—XX вв. М., 1990. С. 276-296; 304-311; 315-326.

Роллан Ромен. Московский дневник Вопросы литературы. 1989. № 3—5. Спиридонова Л.М. Горький: диалог с историей. М., 1994.

Сухих С.И. Заблуждения и прозрения Максима Горького. Нижний Новгород, 1992. Ходасевич В.Ф. ГорькийХодасевич В. Колеблемый треножник. Избранное. М., 1991. С. 353-374.

Шенталинский В. Воскресшее слово (Главы из книги). Буревестник в клетке

Новый мир. 1995. № 4. Юзовский Ю. "На дне" М. Горького. Идеи и образы. М., 1968.