Сначала мы, конечно, подрались - он почему-то считал, что так положено, а я не мог отказать гостю. Несмотря на моё некоторое преимущество в весе, несколько пропущенных ударов и то, что я удачно придавил его к полу, он ни за что не готов был сдаваться, поэтому мы долго валялись по лестнице, пока мне это всё окончательно не наскучило и я не прервал клинч под благовидным предлогом, мол, у меня швы от операции (которые на тот момент уже года три как рассосались) могут разойтись.
Потом мы ещё пару раз дрались, с приблизительно таким же результатом, поскольку победить он не мог, а сдаться - тем более. Но чаще дрались плечом к плечу против чужих - за 5 лет он практически полностью ассимиллировался и пережитки грозненского детства и летних поездок к родне на историческую родину уже не препятствовали нормальному взаимодействию с окружающими.
Он был не глуп, и очень амбициозен, поэтому поступил в МГИМО, благо, набрал столько же баллов на вступительных, сколько и дети людей, открывавших дверь в кабинет к Шеварднадзе ногой. Не то, чтобы я был дурак, но, мягко говоря, гораздо менее целеустремлён, проще говоря, рас3,14здяй. Поэтому не парясь особо поступил на истфак в нашем астраханском педюшнике.
Впрочем, дружить мы не перестали, только встречаться стали реже - когда он приезжал к родителям или когда я бывал в Москве - в позднесовестские времена студент мог себе позволить летать в столицу и обратно хоть два раза в месяц. Но начинались 90-е. Он попал в компанию земляков, державших в то время "шишку" в Москве. И как-то очень быстро с него слетел флёр цивилизации, он ввязался в их мутилово с доением бизнесменов, как-то даже приехал в Астрахань на отжатой Ниве с грузом отобранных "за долги" импортных футболок и оформленным по блату помповым Мосбергом 12 калибра.
Но, главное, подсел на наркоту. Я видел, как он деградирует, но ничего не мог сделать. После моего возвращения с чеченской войны я встретил его ещё раз, но это была уже тень того человека, которого я когда-то знал. Он ещё помнил, что мы друзья, что когда-то я его вместе с его младшим братом вытащил на себе с середины Волги, рассказывал, как хотел поехать в Грозный в 95 и увезти меня к родне в тыл, но при этом любой разговор, что о нашей юности, что о его сыне от моей соседки, заканчивал тем, что просил денег на дозу.
Мать не придумала ничего лучше, чем отправить его к родне в Грозный, а те решили, что ему самое место у ваххабитов - ведь те осуждали наркотики. Так пятикурсник МГИМО оказался среди сотрудников шариатского суда, а позже и в отряде Хаттаба, вторгшемся в Дагестан, где, собственно, и погиб, когда нервный сигнал в умирающем организме Российской Империи всё-таки достиг нервного столба и последовал рефлекторный ответ, быстро помноживший на ноль идею ваххабитского государства в Дагестане.
К чему, собственно, я эту историю рассказал? Простите, всё опять же к тем самым митингам навальнят. Может быть нам, тогдашним, избалованным тепличным существованием позднего СССР, было простительно повестись на пропаганду идей, в итоге приведших к тому, что вместо советского посла или консула мой друг закончил жизнь на посту наводчика ДШК. Но как мы, пережившие всё это, могли допустить, чтобы наши дети наступили на те же грабли?!
Юрий Белоусов 8 мая, в 07:20 Сейчас же другая позиция у людей. Когда-то еще 20 лет назад считалось, что родители - беспрекословный авторитет, как минимум ты не мог им перечить. Сейчас с детства детям говорят о том, что они фактически сами решают все, что они цельные личности и вправе принимать любые решения самостоятельно. Если же родитель давит или пытается заставить ребенка сделать что-то, что он не хочет, ребенок может подать в суд или вызвать полицию. Это про ЕС и США, у нас идет туда же.
Так что ты не сможешь оградить своего ребенка от митингов, революций и пр.
Свежие комментарии