Москва, серое утро, стены Нагатинского суда хранят тысячи историй. Здесь, в строгих залах, судьбы людей взвешивают на невидимых весах. Четверо журналистов — Антонина Фаворская, Артём Кригер, Константин Габов и Сергей Карелин — вошли в эти двери, чтобы услышать вердикт, который изменит их жизнь.
Начало пути: тень обвинений
Март 2024 года, Москва оживает после зимы. Город шумит, но для Антонины Фаворской этот день стал поворотным. 17 марта её задержали — неожиданно. Она, корреспондентка SOTAvision, привыкла к судам, но в тот раз сама оказалась в центре внимания. Следом за ней, как по цепочке, пришли за другими: Артём Кригер — 18 июня, Константин Габов — 27 апреля, Сергей Карелин — 28 апреля. Их имена, знакомые в мире журналистики, теперь звучали в протоколах.
Обвинение было суровым. Следствие решило, что они участвовали в деятельности ФБК — организации, признанной экстремистской. Им вменяли сбор данных, создание материалов, которые, по версии властей, питали запрещённые проекты. Каждый из них, по словам следователей, внёс свою лепту в эту машину. До шести лет лишения свободы — такой была ставка в этой игре, где никто не знал, чем закончится очередной ход. Журналистов отправили в СИЗО, и начались месяцы ожидания, пропитанные тревогой.
Картина задержания. Представьте: вечер, кафе у метро. Антонина пьёт кофе, листая новости. Внезапно — тень у входа, шаги, голос: «Пройдёмте.» Её телефон мигает, но она не успевает ответить на последнее сообщение. За окном — Москва, равнодушная к её судьбе, а впереди — ночь в изоляторе, где пахнет сыростью и страхом.
Судебный зал: дерзость и надежда
Нагатинский суд, октябрь 2024 года. Зал маленький, воздух тяжёлый, как перед грозой. Здесь начался процесс, который приковал взгляды не только журналистов, но и дипломатов из Европы и США. Антонина Фаворская, Артём Кригер, Константин Габов, Сергей Карелин сидели на скамье подсудимых, каждый со своей историей, но с общей бедой. Обвинение утверждало: они не просто писали тексты, а сознательно поддерживали экстремистскую организацию. Прокурор, чей голос звучал как молот, запросил для каждого 5 лет и 11 месяцев колонии — почти максимум по статье.
Антонина выделялась. Она вошла в зал в ярком платье — красном, с глубоким вырезом, из-под которого мелькали бретельки и край лифчика. Это был не просто наряд, а вызов, жест, будто она хотела сказать: «Я не сломлена.» Её макияж — стрелки, яркая помада — подчёркивал решимость. Она знала, что камеры следят, и, говорят, даже улыбнулась судье, надеясь, что её смелость смягчит приговор. Но судья остался непреклонным. Остальные журналисты — Артём в строгой рубашке, Константин с усталыми глазами, Сергей, теребящий рукав — тоже держались, но их лица выдавали напряжение.
Сцена в суде. Антонина поправляет платье, ткань скользит, открывая бретельку. Она ловит взгляд судьи и чуть приподнимает подбородок, словно бросая: «Смотрите, я жива.» За её спиной — Артём, шепчущий что-то адвокату. Константин смотрит в окно, где тучи закрывают солнце. Сергей сжимает ладони, будто держит последнюю надежду.
Долгие месяцы: жизнь в СИЗО
СИЗО — место, где время тянется, как резина. С марта по апрель 2024 года журналисты привыкали к новому ритму: звяканье ключей, шаги надзирателей, письма, которые доходили не всегда. Антонина не теряла духа. Она писала заметки на клочках бумаги, отвечала на письма, даже ставила спектакль в камере — «Алису в стране чудес» для сокамерниц. Её энергия, как искра, зажигала тех, кто был рядом. Артём вёл дневник, Константин читал книги, Сергей молчал, но его глаза говорили о многом.
Каждое заседание — как шаг по канату. Адвокаты приносили новости, но надежда таяла, как утренний туман. Прокурор настаивал: журналисты знали, на что шли. Следствие указывало на их репортажи, интервью, съёмки — всё, что было их работой, теперь стало уликой. ФБК, по версии властей, был их тенью, хотя сами они твердили: мы просто делали своё дело. Антонина, говорят, однажды сказала в камере: «Если правда — преступление, то я готова платить.»
Момент в камере. Ночь, лампа мигает. Антонина, сидя на нарах, пишет письмо, её карандаш скрипит по бумаге. Она улыбается, вспоминая, как ставила сценку с сокамерницами. За стеной — шаги, но она не вздрагивает. «Я ещё поборюсь», — шепчет она, пряча листок под подушку.
Приговор: холод слов
Апрель 2025 года, Нагатинский суд. День, которого ждали и боялись. Зал заполнен, но тишина режет уши. Дипломаты в строгих костюмах, журналисты с блокнотами, адвокаты с папками — все замерли, когда судья начал читать. 5,5 лет лишения свободы — приговор для каждого: Антонины, Артёма, Константина, Сергея. А ещё — запрет на публикации в интернете на 3,5 года. Слова падали, как камни, и в зале стало холодно, несмотря на весеннее солнце за окном.
Антонина не дрогнула. Её платье, то самое, вульгарное по чьим-то меркам, снова привлекло взгляды. Она стояла прямо, глядя на судью, будто хотела запомнить его лицо. «Я не жалею», — шепнула она адвокату, когда её уводили. Артём сжал кулаки, Константин опустил голову, Сергей смотрел в пустоту. Их работа, их голоса, их правда теперь измерялись годами за решёткой. Дипломаты молчали, но их присутствие, как немой вопрос, висело в воздухе.
Финальная сцена. Судья уходит, зал пустеет. Антонина, уже в наручниках, оборачивается к адвокату. Её платье алеет, как вызов, бретелька чуть сползла с плеча. Она улыбается — едва, но искренне. «До встречи», — говорит она, и её голос тонет в шуме шагов. За окном — Москва, спешащая по своим делам, а где-то далеко — письма, которые ждут её в камере.
Свежие комментарии