Когда в 90-е годы прошлого века мы приезжали за границу, первое, что впечатляло, были красиво упакованные продукты питания и их богатый ассортимент.
Это уже позже нам стало не хватать русского чёрного хлеба, малосольных огурчиков и сала, которое запрещено продавать в Германии. То есть там есть сало, но копчёное и запаянное.
Оказывается, по санитарным нормам сырое, солёное сало не проходит, хотя я думаю, что просто производство сала не очень рентабельно.Мы постепенно узнавали, что в Германии тоже есть бюрократия, даже ещё более изощрённая, чем у нас, кассирши в супермаркетах тоже обсчитывают, и нужно постоянно проверять чеки. Постепенно начинаешь замечать всё больше недостатков в новой стране проживания, но и это не главное. Недавно посмотрела ролик в ютубе с беседой известного немецкого журналиста Джованни Ди Лоренцо с известным политиком ещё со времён ГДР бывшего председателя партии «Левые» уже в объединённой Германии — Грегора Гизи.
Ди Лоренцо, сын итальянца и немки, рассказывает, как он в свои 11 лет, после развода родителей, переехал из Италии в Германию. Выразительно, выделяя каждое слово: «Представляете, из Рима в Ганновер!» — Примерно та же интонация была у случайного собеседника, с которым я разговорилась в Ганновере в очереди к кассе в супермаркете. Он бывал в Москве и воскликнул в изумлении: «Вы уехали из Москвы в Ганновер?» — Не надо ехать на ПМЖ за границу, чтобы понять, что наши города лучше условного Ганновера или Франкфурта. Не говоря уже о моральной и психологической стороне таких глобальных перемен в жизни. К сожалению, не все смогли вовремя это осознать.
Это созвучно признанию одной нашей соотечественницы, с которой мне довелось общаться в начале 90-х в Москве, эмигрировавшей из СССР в Германию в 70-е годы прошлого века: «У моего сына, выросшего в Германии, нет родного языка, несмотря на то что он владеет русским, немецким и английским». — Справедливости ради скажу, что мой сын учился в школе в Германии в 90-х годах, где он был единственным иностранцем в классе. И к нему относились хорошо как одноклассники, так и учителя. Когда я пришла в его школу в первый раз — поговорить с учителями, — они очень его хвалили и были настроены в основном благожелательно. Правда, это была гимназия и не в самом Ганновере, а в небольшом богатом городке в 20-ти километрах от Ганновера.
Учителя расспрашивали меня о нашей жизни в СССР, о нашей семье, о том, чем я занимаюсь в Германии. В результате, учительница по искусству, есть такой предмет в гимназиях, возможно и в реальной школе тоже, помогала мне в организации выставки-аукциона художников в Ганновере. Я связалась с фондом помощи детям Чернобыля, и деньги, вырученные от продажи картин, передали в этот фонд. Президентом фонда была жена Герхарда Шрёдера, с которой он тогда как раз развёлся, и её сразу заменили кем-то другим.
Когда сын был в 13 классе, он попросил телефон у «самой красивой девчонки в гимназии», как он сказал, — из 12-го класса. Звонил ей недели две почти каждый день, но мама говорила, что её нет дома, называя каждый раз причину её отсутствия. Я сразу поняла, что это вариант «мимо», но не хотела расстраивать сына. Потом он сам понял, а я его в этом поддержала, что надо идти по жизни дальше. Кастовость, как и в любом обществе, присутствует в Германии, особенно в районах, где живут богатые люди. Но тут добавляется ещё и — «иностранец». В Германии существует такое разделение и по электоратам различных партий. Богатые голосуют за ХДС (Христианско-демократический союз), учителя за Зелёных, бывшие «шестидесятники», — у них тоже они были: — за социал-демократов и т.д.
Что касается красоты городов, конечно, родной город нам всегда милее других, если это не какая-нибудь условная деревня Гадюкино. Но когда родной город признан во всём мире культурной столицей благодаря архитектуре, историческим памятникам, где мы можем, выйдя из дома, просто идти по улицам и получать удовольствие от созерцания зданий, можем почитать мемориальные доски с историей этих архитектурных памятников, переезд в другую местность (релокация) с другой культурой становится утратой собственной идентичности.
Так, друг детства моего сына уехал с родителями в Израиль ещё школьником. Там он учился, отслужил в армии, получил специальность программиста, женился, родились дети. Но он очень страдал в Израиле, по многим причинам. Одна из них — это архитектура городов. Конечно, это была тоска по родине. Он мечтал вернуться в Москву, но квартира была продана ещё при отъезде, а по нынешним ценам купить квартиру в Москве было и остаётся непосильно для его семьи, как и для многих других. И он решил переехать с семьёй в Канаду.
Сначала поехал один, нашёл работу, перевёз жену с двумя маленькими детьми. Но семья не смогла привыкнуть к Канаде. Жена с детьми вернулась в Израиль. Родители тоже не захотели ещё раз менять страну, что понятно ещё и с учётом их возраста. Пока он остаётся один в Канаде, но, скорее всего, семья распалась. И это удел многих иммигрантов и их семей. Трудности на новом месте жительства не сплачивают людей, а как правило, — разъединяют.
Уже давно ясно, что наши люди, приехавшие на ПМЖ за границу высококвалифицированными специалистами, получившими образование в лучших ВУЗах, вынуждены на чужбине работать не только не по специальности, но и заниматься тем, что не требует высокой квалификации, полученной ими в Советском Союзе. И не так важна архитектура, как общение с людьми, созвучными тебе. Когда я приехала в Москву после двух лет, безвыездно проведённых в Германии, поняла, как соскучилась по нормальным разговорами, и что важно: по юмору, которого мне не хватало в Германии. И не только в общении с немцами. Те русскоговорящие иммигранты, с которыми мне приходилось общаться в Германии, не были умственно отсталыми, и чувство юмора у них присутствовало, но — другое. Не то, которого мне не хватало. И что важно, мой юмор не все понимали!
Теперь, когда я окончательно вернулась в Москву, могу трезво оценить эту авантюру мирового масштаба, а вернее, диверсию, результат которой — миллионы сломанных судеб нескольких поколений и ущерб, нанесённый государству.
Свежие комментарии