Американский военный стратеги Эдвард Люттвак о двух противоположных подходах к войне:
«Истощение — это война, ведущаяся промышленными методами. Враг в этом случае рассматривается как простая совокупность мишеней, и цель состоит в том, чтобы победить посредством их кумулятивного уничтожения, достигаемого благодаря превосходящей огневой мощи и материальной силе в целом.
В конечном счете весь набор вражеских целей теоретически может быть уничтожен, если отступление или сдача не остановят этот процесс, как почти всегда случается на практике....
На другом конце этого спектра располагается реляционный маневр (relational maneuver), цель которого не столько в том, чтобы уничтожить физическую субстанцию врага (то есть это не самодостаточная цель), сколько в том, чтобы вывести его из строя, тем или иным образом расстроив его системно, что бы ни понималось в данном случае под «системой»: командная структура вражеских войск, их логистическая поддержка, их метод ведения войны или даже действующие технические системы — например, когда радары вводятся в заблуждение электронными методами, в противоположность помехам, создаваемым грубой силой, или прямой физической атакой.
Вместо поисков мест сосредоточения силы врага в расчете обнаружить крупные цели отправной точкой реляционного маневра служит стремление избежать вражеских сил, за которым следует использование какого-либо частного преимущества против предполагаемого слабого места врага — будь оно физическим, психологическим или организационным.
В то время как истощение напоминает физический процесс, гарантирующий результаты, пропорционально соответствующие качеству и количеству приложенных усилий (если только враг не сумеет повернуть ход сражения вспять), результаты реляционного маневра зависят, прежде всего, от точности, с которой обнаруживаются сильные и слабые стороны врага. Кроме этого предварительного условия для успеха требуется некая комбинация неожиданности и/или большей скорости исполнения, чтобы эффективно атаковать слабые места врага до того, как он сможет среагировать в полную мощь.
Отсюда проистекают два следствия. Во-первых, реляционный маневр предоставляет возможность получить результаты, непропорционально превышающие приложенные усилия, и потому дает шанс победы материально более слабой стороне. Во-вторых, маневр может закончиться полным провалом, если отобранная сила, примененная строго против предполагаемого слабого места, не может выполнить свою задачу или если она сталкивается с противостоящей силой, которая появляется неожиданно вследствие ошибочной информации.
Воспользуемся языком инженеров. Действуя в стратегии истощения, обычно терпят частичные градуированные неудачи, тогда как успеха можно добиться только кумулятивного: если та или иная цель неверно обнаружена или не поражена, ее нужно атаковать снова, но само действие в более широких масштабах от этого не пострадает. Напротив, реляционный маневр может провалиться «катастрофически» (точно также, как он может преуспеть, пользуясь лишь малой силой), поскольку ошибка в оценках или в исполнении операции может загубить всю операцию в целом. Истощение — это такой способ ведения войны, за который приходится платить по полной, но он предполагает лишь небольшой риск, тогда как реляционный маневр может стоить недорого, но предполагать высокий риск поражения.
Здесь есть и еще одно следствие: поскольку реляционный маневр нуждается в аккуратности в обнаружении слабых мест врага, а также быстроты и точности в действиях после обнаружения этих мест, он требует высокого качества исполнения. В крайнем случае — например, в операциях коммандос, когда очень небольшие силы стремятся поразить очень специфические слабые места врага, — требование точности подразумевает, что только очень высококвалифицированные подразделения будут здесь хоть сколько-нибудь полезны. В более широком контексте реляционный маневр предполагает неустранимые стандарты, поскольку здесь количество не может заменить собою качество столь же легко, как в случае ведения военных действий на истощение.
Опять же, не бывает военных действий, сводящихся исключительно к реляционному маневру. Как и в случае истощения, переменной величиной выступает процентная составляющая реляционного маневра в операции, и эта составляющая (здесь кроется важный момент!). определяет значение методов оперативного уровня. Чем большая доля отводится реляционному маневру, тем важнее оперативный уровень.
...
Нации и вооруженные силы, считающие себя сильнее данного конкретного врага (верно это или неверно), обычно предпочтут полагаться на доступные методы войны на истощение: лобовое нападение, систематические бомбардировки, прямая атака силами ВМФ. Те же, кто считает себя (справедливо или несправедливо) слабее или же боится жертв войны на истощение, пусть даже успешной, будут, напротив, делать попытки по обнаружению слабых мест врага, чтобы затем атаковать их, пользуясь весьма рискованными методами реляционного маневра, которые могут принести несоизмеримо больше выигрыша по сравнению с затраченными усилиями. Подобные наклонности (они не являются решениями, продиктованными данным моментом) чреваты еще более серьезными последствиями. Те, кто инстинктивно практикует войну на истощение, развертывают вооруженные силы в соответствии со своими предпочтениями, по своим стандартам. А те, кто стремится прибегнуть к реляционному маневру, будут восприимчивы к логике развертывания вражеских войск, они должны разрабатывать все возможности, благодаря которым, по их мнению, можно будет удачнее всего воспользоваться слабостями или ошибками врага.
Из вышесказанного следует, что существует глубокое различие в стиле ведения войны между теми, кто ориентирован на ведение войны на истощение, и теми, кто склонен к использованию реляционного маневра. Эти различия проявляются и в их подходе к разведке. Они могут использовать одни и те же техники сбора и анализа данных, но их отношение к врагу сильно разнится: те, кто настроен на истощение, будут, прежде всего, искать цели для атаки, не уделяя сколько-нибудь серьезного внимания природе врага; тогда как те, кто намерен совершить маневр, будут стремиться понять внутренние законы действий врага, логику размещения его войск, практику принятия решений и стили руководства, выискивая уязвимые места, не только материальные, но и политические, культурные и психологические. Тем, кто нацелен на истощение, придется сосредоточиться на сильных сторонах врага, чтобы найти себе подходящие цели, они будут склонны слишком высоко оценивать силы врагов, которых тем не менее считают полностью уступающими себе. И напротив, поскольку те, кто задумывает маневр, должны сосредоточиться на слабостях врага, они будут стремиться недооценивать силы врага, которого они в целом могут считать превосходящим их по всем пунктам. Склонности каждой из сторон соответствуют ее намерения: либо избежать риска и заплатить цену истощения, либо пойти на риск, чтобы победить дешево.
...
Если мы попробуем рассмотреть глубоко проникающее наступление на тактическом уровне как картинку или, скорее, как целую череду картинок, по мере его разворачивания, то мы увидим лишь бессмысленные и просто сбивающие с толку фрагменты целого. Глядя на любой из векторов наступления, мы увидели бы длинную колонну танков, БМП и грузовиков, движущихся тонкой нитью вглубь вражеской территории, почти не встречая при этом сопротивления. Мы могли бы подумать, что наблюдаем совсем не войну, а всего лишь триумфальный победный марш, потому что не видим никаких сражений, достойных упоминания, кроме случайных стычек, когда танки во главе колонны прорываются через контрольные посты вражеской военной полиции или сталкиваются с ничего не подозревающими конвоями снабжения противника, перевозящими припасы к линии фронта. Мы были бы уверены, что вторгшиеся скоро достигнут своей цели, даже вражеской столицы и, возможно, выиграют войну, как только там окажутся.
Но, когда мы возвратимся взором назад, к исходной линий фронта, мы поймем, каким образов этой колонне удалось прорваться сквозь прочный барьер солдат и оружия: в линии фронта есть брешь, пробитая совсем недавно атаками пехоты при поддержке как артиллерии, так и ударов с воздуха. Враг распределил свои войска вдоль всего фронта, атака же сосредоточилась на одном его участке. Но брешь — это всего лишь узкий проход. С обеих сторон этого прохода остаются сильные войска противника. Правда, их отвлекают ложные или отвлекающие атаки, производимые войсками, распределенными тонкой линией, чтобы противостоять им вдоль всего фронта, а иногда беспокоят атаки с воздуха, но в целом они остаются почти в неприкосновенности.
Узкая брешь в линии фронта теперь кажется весьма уязвимой: ведь войскам обороны и с той и с другой стороны нужно лишь слегка продвинуться, чтобы соединиться снова и перекрыть разрыв. Мы могли бы сделать вывод, что длинная тонкая глубоко проникнувшая колонна не марширует к победе, а продвигается к собственной гибели. Эта колонна находится уже очень далеко от своей территории за линией фронта, где остаются все ее склады, откуда она может получать снабжение. Мы видим грузовики, идущие по одной дороге, от пробитого в линии фронта узкого прохода толщиной с карандаш; они должны доставить наступающей колонне топливо и боеприпасы, но сильные оборонительные войска с обеих сторон бреши, несомненно, прекратят это движение, как только соединятся, чтобы закрыть разрыв в линии фронта. Тогда танки, БМП, артиллерия и все остальные больше не будут получать снабжения.
Даже если сражений мало, а поэтому нет нужды в пополнении боеприпасов, у колонны скоро закончится горючее. Если колонна вынуждена будет остановиться, откроется ее крайняя уязвимость на тактическом уровне: у длинной тонкой линии машин слабые фланги и нет прочного фронта, так что она открыта для атак с любой стороны на всем своем протяжении. Любое находящееся поблизости боевое соединение врага, каким бы малым оно ни было, может атаковать ближайший участок стоящей колонны. Получается, что те, что так смело наступали, сами привели себя к поражению от рук обороняющихся. Окружить столь значительное боевое соединение в обычных условиях очень непросто; но, зайдя так далеко вглубь вражеской территории, атакующие в действительности окружили сами себя; их стремление продвигаться вперед всего лишь приведет их во вражеские лагеря для военнопленных.
Но, если мы отступим от этого узкого взгляда, ограниченного тактическим уровнем, чтобы рассмотреть более масштабную ситуацию на уровне оперативном, то картина перед нашими глазами полностью преобразится. Во-первых, мы обнаружим, что проникнувшая в глубокий тыл колонна, которую мы раньше видели в изоляции, — лишь один клин наступления. Есть по меньшей мере еще один, а может быть, и несколько. Правда, каждый из них вытекает из бреши в линии фронта, которая остается совсем узкой и потенциально уязвимой. Но различите колонны сходятся друг с другом, и уже неясно, кто кого окружает, потому что линии продвижения разрезают территорию защиты, как нарезают на ломти пирог или торт.
Кроме того, если мы посмотрим, как в действительности оборона реагирует на эти танковые прорывы, то увидим, что нетронутые фронтовые силы с обеих сторон от каждого прорыва вовсе не идут на соединение друг с другом, чтобы в корне задушить проникновение врага. Им приказали отступать как можно быстрее, чтобы образовать совершенно новый оборонительный фронт, далеко в глубине от первоначальной линии фронта. Намерение ясно: встретить наступающие колонны многочисленными силами, чтобы защитить весь поддерживающий войска тыл со всеми его военными базами и казармами, складами, конвоями снабжения, всеми видами обслуживающих подразделений и множеством штабов.
Заглянув в эти штабы корпусов, армий и групп армий, мы увидим, что там царит сильное смятение и некоторая простительная паника: вражеские танки приближаются быстро, а новый фронт, который предполагается восстановить на их пути, до сих пор существует лишь на бумаге штабных карт. Отступающие войска обороны проигрывают гонку в сравнении с атакующими. Вместо того чтобы опередить атакующих, дабы образовать новую линию фронта, они сами оказываются опережены — они попросту не могут отступать достаточно быстро.
Изначально они были развернуты для того, чтобы обеспечить решительное сопротивление лобовой атаке, поэтому силы защиты не готовили для быстрого движения. Их пехота была распределена вдоль линии фронта по ротам и батальонам, точно так же как и большая часть полевой артиллерии была разделена на множество разбросанных там и сям батарей, чтобы обеспечить каждое фронтовое подразделение огневой поддержкой. Что же касается танков и БМП сил обороны, то они не были собраны в группы численностью в сотни боевых единиц, в дивизионные колонны, готовые выступить вперед; они тоже распределились вдоль линии фронта — для локальных контратак в поддержку пехоты, удерживающей каждый участок фронта.
Эти рассеянные силы должны собраться для того, чтобы образовать маршевые колонны, прежде чем они смогут начать отступление, а это потребует времени, даже если всякие колебания отсутствуют. Но, когда приходит неожиданный приказ к отступлению, командиры и штабные работники фронтовых войск, не подвергшихся атаке (на деле большая их часть, учитывая, что бреши, через которые проникает враг, немногочисленны и узки), ошарашены мыслью, что им предстоит отступать, даже если враг непосредственно перед ними не наступает совсем. Налицо также нежелание покидать хорошо защищенный фронт с минными полями, выкопанными в землю позициями для орудий и, возможно, с тщательно возведенными укреплениями.
...
Утрата первоначального фронта и всей территории, расположенной между ним и новым фронтом, конечно, весьма прискорбна, но силы обороны в отступлении начинают получать некую выгоду от парадоксальной логики, способной обратить поражение в победу: высшее командование обнаруживает, что требуется меньше времени и горючего, чтобы доставлять подкрепления и припасы для снабжения нового фронта, который находится несравненно ближе, чем первый. Это тоже внушает некоторый сдержанный оптимизм. Все, что нужно силам обороны, — время, чтобы перестроить свои войска.
Но времени нет, слишком поздно. Передовые подразделения колонн глубокого проникновения уже зашли далеко за новую линию фронта и теперь захватывают центральные базы и склады, а также главные штабы, чьи офицеры, связные, служащие, повара и военные полицейские должны вступить в безнадежное сражение с атакующими боевыми колоннами танков и моторизованной пехоты.
В этой сумятице верховное командование обороны стремится восстановить контроль над ситуацией, опять перестроив свои войска на фронте: оно не видит никакой альтернативы очередному отступлению, чтобы образовать новую линию фронта еще глубже в тылу. Когда соответствующие приказы передаются по уцелевшим линиям коммуникации, некоторые фронтовые войска по-прежнему удерживают первоначальную линию фронта. Другие войска все еще находятся в процессе движения, скованные многочисленными пробками. Только те солдаты, что окапывались на новой линии фронта, могут действовать быстро. Теперь им опять приказывают отступить, чтобы образовать новый фронт. Возможно, у них еще есть энергия и решимость немедленно подчиниться; но даже те, чьи машины находятся в боевой готовности, не могут опередить вражеские колонны, которые обошли их некоторое время назад и теперь упорно катятся вперед.
Таким образом, весь мучительный процесс может повториться снова, до тех пор, пока очень малочисленная боевая сила не останется среди массы все более дезорганизованных и деморализованных войск обороны, разметанных по всей карте, оторванных от своих подразделений поддержки, отрезанных от снабжения. Начинаются массовые сдачи в плен, как только на пути действительно встретится некоторое количество вражеских солдат. Либо капитуляция, либо дальнейшее отступление в континентальном масштабе, если у обороняющихся достаточно земли для того, чтобы ее терять, — вот единственные решения, к которым может прийти верховное командование. Все это произошло с поляками в 1939 году, с французами в 1940-м, с русскими в 1941-м, а затем с армией США в Корее в 1950 году, с египтянами в 1967-м и с южновьетнамцами в 1975 году.
...
Возвращаясь к рассматриваемому нами примеру и к ключевой роли оперативных методов с обеих сторон, мы уже знаем, что атакующие стремятся добиться эффекта блицкрига, который заключается в следующем: разрушение всей системы поддержки обороны; вынужденная эвакуация передовых авиабаз и хранилищ ядерного оружия; внесение разлада в решения командования с целью побудить его к организации контратак в ложных направлениях (это главный момент); принуждение противника к неорганизованному отступлению. Что же касается обороны и избранных ею оперативных методов, нам теперь известно, что фронтальное истощение танковых частей противника, осуществляемое пехотой с ПТУР, не может достичь успеха против атаки колонн глубокого проникновения. Дело не в том, что износ представляет собою некую низшую форму ведения войны, а скорее в том, что его материальные потребности прямо пропорциональны его задаче. И в этом случае задача каждого подразделения обороны является невероятно сложной, потому что численность наступающих войск, густо сконцентрировавшихся на узких участках фронта, будет сильно превосходить численность войск обороны, распределенных по всей длине этого фронта.
Конечно, истощение — это вопрос арифметики, и оно может оказаться успешным, но лишь при наличии гораздо более изощренной оборонительной системы, чем простая линия пехоты, вооруженной ракетами. Во-первых, противотанковые заграждения (минные поля, противотанковые рвы-контрэскарпы, бетонные надолбы и т. п.), за которыми нужно подобающим образом наблюдать, чтобы не допустить прорыва, — все это потребуется для того, чтобы замедлить скорость подхода противника и, кроме того, удерживать численность прибывающих машин ниже боевых возможностей пехоты, вооруженной ПТУР. В известных пределах одно можно заменить другим: чем прочнее и надежнее заграждения, тем меньше уцелевших противотанковых расчетов потребуется для того, чтобы сдержать наступление врага. Такова функция успешных ударов, направленных как против инженерных машин, пытающихся разрушить заграждения, так и против танков и БМП, которые могут их преодолеть.
Во-вторых, для достижения приемлемой пропорции взаимных потерь потребуются укрепленные огневые позиции, чтобы обеспечить высокий «обменный курс» между потерями ракетных расчетов и уничтоженными бронемашинами. Конечно, экономика такой укрепленной фронтальной обороны будет зависеть от длины фронта, который необходимо закрыть, а это уже вопрос не оперативного уровня — скорее, он относится к уровню стратегии театра военных действий. Как бы то ни было, без охраняемых заграждений и укреплений, гораздо более дорогостоящих, чем сами ракетные комплексы, у пехоты с ПТУР нет никакого шанса на успех. Таким образом, оказывается, что технически превосходящая противника и тактически адекватная пехота, вооруженная ракетными установками, неэффективна на оперативном уровне.
...
Истощение и реляционный маневр присутствуют не только на войне, но и в подготовке к ней в мирное время — например, в исследованиях и разработке оружия. При подходе, ориентированном на истощение, цель состоит просто в том, чтобы улучшить оружие, получить все и всяческие технические преимущества, которые предлагает наука и которые можно развить с помощью доступных ресурсов и таланта. Здесь нет какой-либо особой тактической или оперативной направленности: речь лишь о тому чтобы разработать «лучшее» оружие» в смысле всех технически-эксплуатационных характеристик, которое только можно произвести за терпимую цену.
Соответственно этому, вместо того чтобы совершенствовать существующее оружие или что-то к нему прибавлять, разрабатывается принципиально новое оборудование, дабы избежать ограничений, унаследованных от конструкции старого. Из-за этого, когда новое оружие наконец появится, чтобы заменить собою прежнее, потребуются также значительные и зачастую дорогостоящие изменения в порядке эксплуатации и в средствах обслуживания. Например, старые склады запасных частей больше не понадобятся, а новые еще нужно будет создать. Принципиально новое оборудование потребует также заново обучить как обслуживающий, так и эксплуатационный персонал, а это тоже может обойтись дорого. ...
Напротив, при подходе, ориентированном на реляционный маневр, цель исследований и разработок заключается в обретении специфических возможностей, чтобы использовать столь же специфические уязвимые места врага. К тому же новшества должны подходить для тактических и оперативных методов, выработанных с той же целью. Это оборудование, чтобы быть полученным своевременно, пока предполагаемые слабые места противника все еще существуют, должно быть не полностью новым, а развиваться посредством обновления, модификации или пере комбинирования уже существующих подсистем, компонентов и частей.
Само собой, это предполагает ограничения в конструкции, не позволяющие в полную силу эксплуатировать все возможности, которые теоретически предоставляет нынешнее состояние научно-технического прогресса. Это не может быть совершенно новым оборудованием, «последним словом техники» (state of the art), как говорят технологи. Кроме того, поскольку обновленные/усовершенствованные устройства вводятся в действие в относительно короткие сроки, совместимость общего обслуживания и обучения с прежним оборудованием является ключевым фактором, позволяющим избежать убийственных затрат на интеграцию — а это накладывает дополнительные ограничения на разработку конструкции. Иными словами, действительно важные технические достижения («прорывы») в данном случае куда менее вероятны. Но потери на техническом уровне могут оказаться гораздо меньше выигрыша на тактическом и оперативном уровнях.
...
То, что верно в отношении исследований и развития оружия, приложимо и к другим аспектам военной политики. Истощение предполагает независимое стремление к лучшему в самом общем смысле, будь то обучение вооруженных сил, строительство военных баз и их оснащение или же разработка оборудования. Напротив, при реляционном маневре «лучшие» решения приносятся в жертву, чтобы на первый план вышли возможности, использующие уязвимые места и ограниченность конкретных противников. Ни истощение, ни реляционный маневр никогда не выступают в чистом виде, но их соотношение обычно отражает взгляд нации на саму себя, а также общий подход к ведению войны.»
«Стратегия. Логика войны и мира»
Свежие комментарии