О деле Светланы Прокопьевой

Последнее слово псковской журналистки Светланы Прокопьевой растиражировано всеми оппозиционными СМИ почти как политический манифест. Главный вопрос, которым задается обвиняемая, — имеет ли право журналист публично исследовать мотивы террориста и обвинять ФСБ в том, что против нее совершен теракт?




Не буду подробно рассказывать, как в столичных салонах последней четверти XIX — начала XX века благосклонно, а иногда и бурно приветствовали покушения и убийства чиновников империи. Достаточно, думаю, напомнить о Вере Засулич, тяжело ранившей петербургского градоначальника Федора Трепова в 1877 году. Ее оправдал суд присяжных, приговор был восторженно встречен в обществе и сопровождался манифестацией со стороны собравшейся у здания суда большой массы публики.

Противостояние общества и государства усиливалось год от года, и через каких-то сорок лет империя исчезла. А подавляющее большинство тех, кто восторгался террористами-бомбистами, после 1917 года было вынуждено бежать в эмиграцию. Еще никогда революции не приводили к власти интеллигенцию, которая их приближала.

В деле Светланы Прокопьевой я предлагаю провести мысленный эксперимент.

Представим, что теракт случился в редакции одного из либеральных СМИ. Разве такое невозможно? Да запросто — горячих голов у нас хватает, а поводов «Новая газета», «Эхо Москвы» и прочие «Медиазоны» дают ежедневно и в большом количестве.

А теперь представим, что в каком-нибудь респектабельном издании кто-то опубликует текст Светланы Прокопьевой, за которую ее сейчас судят, но только заменит некоторые слова и выражения:

Парень, который родился и вырос в путинской России каждый день возмущался ложью оппозиционных СМИ, не увидел другого способа донести до людей свой протест против пыток и фабрикации уголовных дел фейковых новостей.

Этот взрыв, на мой взгляд, лучше, чем любая колонка политолога или отчет Human Rights Watch, доказывает, что в России нет условий для политического активизма возможности закрыть явно вражеские радиостанции и газеты. Несмотря на Конституцию, сотни зарегистрированных партий и регулярные выборы. Это все не работает — по крайней мере, так увидел это молодой человек, которому было что сказать власти либералам.

Он не вышел с пикетом. Не стал собирать митинг. Не опубликовал статью, манифест, открытое письмо с требованием перестать фабриковать дела и пытать лгать и обманывать людей. Он не пошел ни в одну из партий с предложением включить этот пункт в политическую программу. Он не обратился к своему депутату в Госдуме.

Скажете, парень был слишком юн, чтобы додуматься до таких взрослых вещей? Но в том-то и дело, что такой выход, как повзрослеть, «я вырасту и все исправлю» — он тоже для себя не увидел.

Для разговора о гражданских правах с ФСБ редакцией «Новой газеты» он выбрал бомбу.

Против журналиста, который с сочувствием отнесся бы к шахиду, взорвавшему бомбу в редакции оппозиционного СМИ, наверняка возбудили бы уголовное дело об оправдании терроризма. И в своем последнем слове он бы, скорее всего, сказал то же, что и Светлана Прокопьева в своем последнем слове: «Это свобода слова, это статус журналиста, это миссия прессы. Я выполнял свою работу. Я не сделал ничего, что выходит за рамки моего профессионального долга».

Как по-вашему, наши либералы стали бы расхваливать подсудимого за его принципиальность?