Сирия: путь в бездну по колено в крови

2012 год. Начало конца.

Весна.

Поселились в Старом городе, в отеле «Агинор». Отель больше похож на музей восточного искусства, вся мебель антикварная, дерево, резьба, роспись, камень. Ванна вырублена из цельного куска мрамора. Через год «Агинор» окончательно закроется — туристы больше не ездят в Сирию.

***

Гнилая весна, заболеваю страшным гриппом. Местные лекарства ставят меня на ноги за сутки. Противопростудный набор стоит копейки — государство дотирует и регулирует работу фармацевтики. Производство лекарств местное или лицензионное — признак высокоразвитого государства, по современным меркам.

***

В Хомсе уже несколько месяцев идут страшные бои. Власти не пускают журналистов на фронт — нечего показывать. Едем в Хомс на свой страх и риск, купив билеты на междугородний автобус. Автобус шикарный, билет стоит 2,5 доллара, в дороге кормят. Водитель высаживает нас у района Баб Амру, где в этот момент идут бои. Рядом — мирно дымит какой-то нефтехимический заводик. Нас подбирает полиция, угощает кофе, привозит к себе в участок. Участок стоит точно на линии фронта, стены трясутся от взрывов. Начальник полиции шутит: «Это гром, скоро будет дождь».

2016-й:

В Хомсе тихо, если не считать серии терактов на стоянке маршруток возле Университета и на въезде в армянский квартал. Погибших — несколько десятков. Но «горячей войны» здесь больше нет. Остались только километры брошенных кварталов в которые пока никто не вернулся. Как знак мирной жизни — граффити синей краской на стенах, по трафарету. Сотни одинаковых граффити: «вывоз строительного мусора, канализация, доставка воды».

2012-й:

Вечерами, в гостинице включаем местные телеканалы, нон-стоп идут похороны военных. Потери ужасающие. Но мы можем об этом только догадываться. И только спустя несколько лет, мы узнаем, что сирийская армия за годы войны потеряла половину списочного состава — ранеными, убитыми и дезертирами.

2016-й:

Сирия перестала стесняться погибших за Родину. Теперь в каждом городке на центральной площади можно увидеть «мемориальный» баннер с портретами военных, ополченцев и мирных жителей.

2012-й:

Последний наш визит в город Дэраа на границе с Иорданией. Вотчина контрабандистов, неформальные связи с западными спецслужбами и как итог — первое восстание «революционеров» из местных исламистских ячеек. Любопытно, что строить новую жизнь эти люди начали с того, что сожгли городской суд и архивы. Через несколько месяцев, боевики опять займут Дэру, обеспечив себе на южном фланге коридор за рубеж.

2016-й:

Дэра освобождена, из прилегающих городков типа Отмана, армия выбила боевиков, сдвинув их к самой границе с Иорданией. Линия фронта неумолимо сокращается, перспективы у «южного халифата» невеселые.

2012 год. Падение в пропасть. Лето.

Дамаск заплетают блок-постами в неожиданных и ключевых местах. Появляются кочующие блоки — мужчины в дешевых черных костюмах,белых рубашках и с автоматами в руках вдруг возникают на перекрестках и начинают досматривать машины. Это «махабарат», местная госбезопасность. Но, в городе все равно продолжаются теракты. С кочующих минометов обстреливают входы в шиитские мечети, сразу после окончания вечерней пятничной молитвы. Рвутся смертники и минированные автомобили.

2016-й:

Крупные теракты, две серии с интервалом в несколько недель в шиитском пригородном районе Сеида Зейнаб. В самом городе относительно спокойно. Часть блок-постов и баррикад из бетонных блоков сняты.

2012-й:

Мы живем в гостинице, которая выходит окнами на трущобный район. Наш отель набит беженцами из Хомса и Алеппо. Днем под окнами перестрелка. Кто-то из убегавших от преследования забрасывает на крышу мазанки пистолет. Нам хорошо его видно из окна номера. Вызываем полицию. Полиция благодарит за бдительность.

***

Ночью бандиты врываются в офис государственного телеканала «Аль-Ихбарийя». Ставят к стенке дежурную смену — монтажеров, сторожей и корреспондентскую группу. Коллег расстреливают, а потом подрывают офисное здание, монтажные и студию. Телеканала больше нет. Только разлив крови у стены, истыканной пулями, и дымящиеся обломки. От запаха горелой пластмассы слезятся глаза. Возможно, не только из-за пластмассы...

По городу бродят слухи, что в Дамаск вот-вот войдут боевики. В районах на окраинах идут интенсивные бои. Ночами мы смотрим, как с вертолетов лупят красными трассерами по городским кварталам. С земли отвечают теми же красными трассерами.

2016-й:

У Сирийской авиации в достатке появилось и топливо и боеприпасы. В среднем с интервалом в час, авиация бомбит позиции боевиков с вертолетов и самолетов. Активных наступательные действия боевиков под Дамасков прекратились еще осенью.

2012-й:

Министерство обороны вняло нашим мольбам и вдруг разрешило посетить загадочную и легендарную «российскую военную базу в Тартусе». На дороге, идущей в Латакию, уже «пошаливают», и нас везут под внушительным конвоем. База оказывается ПМТО - «Пунктом материально-технического обеспечения». В наличии пустая казарма. Давно усопшие грузовики, зеленая краска на них выгорела до желтизны, резина на скатах растрескалась. Севастопольский пес Пират в будке, дерзкий кот с шальными глазами не дается в руки. У пирса покачивается плавмастерская со станками пятидесятых годов. Спрашиваю старпома — почему станки не поменяют? Он разводит руками: «Дак тогда весь корабль разбирать придется»...

Уже задним числом, осень 2015 года, я понял смысл этого визита на базу — мы показали всему миру, что вмешиваться в сирийский конфликт не собираемся. Мир удивился потом, но было поздно.

2016-й:

Что сейчас находится на базе Тартус, никто из гражданских не знает. Известно лишь, что там провели дноуглубительные работы. Все остальное - военная тайна.

2013 год. Без просвета. Весна.

Самолет падает на аэропорт Дамаска, как камень, потушив бортовые огни. Так садились наши самолеты в Афганистане - меньше вероятность, что попадут из ДШК (крупнокалиберного станкового пулемета — Ред.) или «Стингера». В Сети уже выложены ролики, как бандиты лупят из автоматов по садящемуся иранскому лайнеру. Дорога до города простреливается и зловеще пуста, но мы проскакиваем благополучно. Одинокое такси никого не заинтересовало.

***

Под городом идут страшные бои в районе Дарайа. Снаряды летают над Дамаском и падают в застройке, занятой боевиками. Мы пытаемся понять, откуда бьют и куда. Считаем секунды выстрел-разрыв. Ничего не получается высчитать. На фронте без перемен, армия уже шестой месяц штурмует какую-то мечеть в Дарайе. Это повод для невеселых шуток.

2016-й:

Мы сутки проработали на позициях в Дарайе и за это время по нам не было сделано ни одного выстрела. Раньше такое было невозможно представить.

2012-й:

Неделю наблюдаем с балкона гостиницы, как одинокий МИГ каждые сорок минут бомбит обратный склон горы Касьюн. Гора нависает над Дамаском и боевики пытаются выбраться на вершину. Если получится — городу конец. МИГ иногда бомбит удачно — с горы валят тяжелые, жирные дымы.

2015-2016-е:

Склоны Касьюна давным-давно зачищены от боевиков. «Дорога жизни» Бейрут-Дамаск в безопасности, хотя в 2013 году на ней происходило всякое.

2012-й:

В Национальном музее Сирии рабочие вваривают стальные двери между залами. Хранитель объясняет нам, пряча глаза, что это хоть какая-то гарантия, что музей не разграбят сходу, с налета. Как бывает во время всех революций… А там, глядишь, новая власть подумает о национальном достоянии. Хранитель еще не ведает, что новая власть сделает с памятниками Пальмиры...

Бродим по полупустым залам — часть коллекции уже вывезли и спрятали в какие-то штольни. Ощущения, как в блокадном Ленинграде, во время эвакуации коллекции Эрмитажа. Мы видели это на черно-белых старых фотографиях, но не ожидали, что увидим вживую что-то подобное.

***

Страшный взрыв качнул стекла в гостинице. Бежим в сторону эпицентра, сломя голову. Нас подхватывает русскоговорящий сириец, он как-то понял, что мы журналисты из России. Довозит до оцепления, от денег отказывается с таким лицом, что я лучше сожрал бы эту несчастную купюру в 1000 сирийских лир. Почти добегаем до «зоны безопасности» российского посольства и видим на асфальте оторванную женскую руку. Бомба взорвалась в час-пик на забитой трассе точно между посольским корпусом и офисом правящей партии «Баас». 400 кило взрывчатки в микроавтобусе. Была вторая бомба, в такой же машине, но смертника убило первым взрывом. Фасады домов вокруг осыпались. Страшное месиво из ярко-желтых тел — так на кожу воздействует дрянная самодельная взрывчатка из удобрений. На следующее утро, когда мы проезжали через место взрыва, воронка уже была закатана в асфальт, а мусор убран.

2016-й:

На том месте уже ничего не напоминает о страшной трагедии.

2012-й:

Работаем в христианском квартале Джарамайа. Он стоит на трассе Дамаск-Аэропорт. Христиане поняли, что в этой войне у них не получится отсидеться в своих кварталах. Противник достаточно четко обозначил свое отношение к христианам: «неверным только смерть». С другой стороны квартала, за трассой, уже боевики. Нас просят дождаться дневного намаза и только тогда выбираться в Дамаск. Но не все боевики совершают намаз. Из какого-то разбитого дома, из глубины комнаты, по нашей машине лупят очередями. Видно как выстрелы сдувают бетонную пыль с подоконника. До нас далеко, машина двигается на предельной скорости, автомат изношенный, стрелок косой — нам повезло.

***

Из Латакии эвакуируют российских граждан, бежавших из Алеппо, — женщин и детей. За ними прилетел борт МЧС. Ехать в Латакию по земле нам категорически не советуют. Берем билеты на рейсовый самолет. Перед нами в Латакию вылетает борт с российскими дипломатическими работниками. Чтобы его не обстреляли с земли, по краю взлетного поля, там, где сидят боевики, наносят чудовищный артудар. Я снимаю разрывы снарядов из курилки аэропорта. Мы взлетаем следом, через пятнадцать минут.

2016-й:

В последние недели сирийская армия ведет наступательные операции под аэропортом, чтобы полностью снять угрозу обстрела этого транспортного узла.

2013 год. Осень. Ожидание конца.

Нотная грамота вторжений Запада — провокация с применением химического оружия армией Асада. Потом - «закрытое небо» и демократические «освободительные» бомбежки военных объектов и инфраструктуры. Мы успеваем попасть в Дамаск и мучительно ждем развязки.

***

Российских журналистов вызывают в посольство на инструктаж. Нас просят настоятельно покинуть отель «Дама Роуз» - в 50 метрах от него, оказывается, находится штаб сирийских ПВО. Понятно, что это будет ключевая цель для первых же «Томагавков». Посольские просят нас собраться в самом дорогом отеле города. Во-первых, там живут все возможные западные миссии — ООН, Красный крест, «Врачи без границ» и его вряд ли будут бомбить прицельно. Во-вторых, у дипломатов есть информация, что сразу же после начала «гуманитарных бомбардировок» в город войдут боевики. «Вас проще эвакуировать группой, а не собирать наших журналистов по всему Дамаску». Номер в отеле «Четыре сезона» стоит безумных 300 евро в сутки, бюджет командировки рушится, но выбора у нас нет. У Сирии, кажется, тоже нет выбора. Выбор есть у России и она накладывает свое вето.

***

На земле все по прежнему. Мы сидим на горе Касьюн. Ждем темноты. Ночью сюда приходят парни и девчонки и устраивают «живой щит». На Касьюне — основная позиция ПВО, которая прикрывает Дамаск. Пьем чай и смотрим, как над городом пролетают снаряды и падают на многоэтажки в районе Джобар. От Джобара, занятого боевиками, до нашего посольства 3-5 километров, до Старого города Дамаска — сотни метров.

2015-й:

Одновременно с началом активной военной помощи ВКС России, сирийская армия начала наступательную операцию в районе Джобар, медленно, но упорно отодвигая линию фронта от Дамаска. Ни о каком прорыве боевиков в Дамаск из Джобара речи больше не идет.

2012-й:

Работаем в городском районе Дарайа. Полугодовой штурм площади с мечетью принес свои плоды, район частично освободили. Вкушать этих плодов не хочется — городские кварталы просто превратили в серую пыль. Она похожа на просеянную муку, ноги погружаются в нее по щиколотку. Три десятка парней из какой-то патриотической организации уже разбирают обломки бетона.

***

Правительственное агентство сообщает, что атаки боевиков на Маалюлю, сакральный, христианский центр Ближнего Востока, успешно отбиты. Бандиты отброшены. Мы приезжаем в городок в тот момент, когда из него в панике бежит армия. Последними отходят христиане-ополченцы. Им некуда бежать, здесь их дома. Сирия продолжает балансировать на чудовищных качелях тотальной гражданской войны. Мы уезжаем домой, в Россию. Нам понятно, что без вмешательства третьей силы здесь не будет развязки, не будет победы, не будет переговоров. Ничего не будет. Страна просто уйдет в песок, как уходили до нее бесследно древние и могучие царства и целые цивилизации. Осенью 2013-го никто из нас не верил, что мы вернемся в освобожденную Маалюлю через полтора года, и будем ходить среди святынь не пригибаясь.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ